Многие обращали внимание, что в германских и романских языках слова «славянин» и «раб» идентичны или однокоренные. В английском, норвежском и шведском языках это одно и то же слово slav. Однокоренные в датском: раб ‒ slav, славянин ‒ S lavisk, немецком ‒ sklave и Slawisch, а также в голландском ‒ slaaf и Slavisch. Среди романских языков они совпадают в португальском еslavo. В испанском, каталонском и галисийском языках раб ‒ esclavo, а славянин в испанском и галисийском ‒ Eslavo, в каталонском ‒ Eslau. По-французски раб ‒ esclave, славянин ‒ Slave. В итальянском языке: раб ‒ schiavo, славянин ‒ Slavo.

Разумеется, ничего подобного не наблюдается в самих славянских языках, в финском, венгерском, литовском, латвийском и эстонском. В чем причина?

Ответ дают книги мусульман, арабов и персов, которые в І Х‒XI веках путешествовали по Восточной Европе: Ибн Русте, Гардизи, аль-Масуди, Ибрагим ибн Якуб и др. Все они чётко различали русов и славян как разные этносы, и сообщают, что славяне пребывают в подчиненном положении у русов, которые их продают в рабство. В трудах мусульман русы выступают как привилегированная каста, управляющая славянами. Заподозрить мусульман в очернительстве русов нельзя, а масштабы работорговли подтверждают их свидетельства. В Багдад и Басру русы везли не столько мед и воск, или бесполезные в жарком климате меха, как рабов. Но в учебниках предпочитают рассказывать о мехе, тогда как песнь «О Роланде» среди воинов Халифата выделяет «свирепых уличей». Они явно не волонтерами поехали в Испанию воевать за ислам против франков.

Противопоставление персами и арабами русов славянам сильно смущает более ста лет умы историков. Ещё сильнее ‒ политиков, так как русские, продающие славян в рабство, ‒ это развал всей концепции истории «Рассейской». Древних персов и арабов агентами НАТО не объявишь, а заявить, что ЦРУ в IX веке провело операцию по внедрению в разговорные языки народов Европы слова раб как синонима слова славянин, пожалуй, не рискнет даже Жириновский. Можно обвинить в этой операции римских пап, как извечных врагов славян, православия и России. Но тут две проблемы: христианство разделилось на католиков и православных много позже ‒ в 1054 году, а грамотные католики пользовались латынью и писали слово раб как servus . Неграмотные католики болтали на национальных языках, а не на латыни, поэтому претензии к папскому престолу и масонам приходится отклонить и признать, что своим рабством славяне обязаны русам.

Что совсем огорчительно, если следовать историческим источникам, то в агенты НАТО и придется отнести не только католиков, арабов и персов, но и летописцев из Новгорода и Киева. Непатриотичные летописцы тоже взяли и отделили русов от славян в статье 1 «Русской Правды». Причем в обеих её редакциях, Краткой и Пространной (расширенной). Причем тоже в мусульманском стиле. Взявшись перечислять в этом судебнике разные социальные группы свободных людей, летописцы первыми указали русинов, затем купцов и различные группы дружинников ‒ гридней, ябетников и мечников, упомянули изгоев, как маргиналов, исключенных из дружин, и только после них вспомнили о славянах.

Если учесть, что автором статьи 1 «Русской Правды» считается Ярослав Мудрый, то и его придется записать в агенты ЦРУ, как и его папеньку Владимира Крестителя, который тоже к норвежцам-натовцам бегал за военной помощью против родного брата Ярополка, ориентировавшегося на Константинополь. Собственно, «Русская правда» и появилась из-за конфликта славян с русами. В 1015 г. славяне Новгорода вырезали часть русов и прочих варягов из дружины Ярослава. Он в ответ вырезал часть знати славян, но тут ему из Киева пришло письмо от сестры Предславы, что папа собрался идти на него войной, так как 2 тыс. гривен налога из Новгорода на счета казначейства в Киеве не поступили и банк Коломойского в том не виноват. Отдавать 2 тыс. гривен не хотели ни славяне, ни русы. Ярослав, чтобы прекратить между ними вендетту и выступить на Киев, ограничил круг родственников, имеющих правило на месть, и ввел высокую компенсацию за убийство в 40 гривен, что и стало началом «Русской Правды». После этого ополчение из новгородцев и русская дружина Ярослава двинулись на Киев ‒ разорять «мать городов русских», благо славян уравняли в правах с русами.

Логичен вопрос: кто такие русы и откуда они взялись?

Летописцев тут иначе как агентами НАТО и не назовешь, так как они в «Повести временных лет» под 862 г. прямо пишут, что русь это один из народов среди варягов, такой же как шведы, норвежцы, англичане и готы, и живут они за морем. Именно к этой руси-варягам и убыла депутация от словен, кривичей, чуди и веси пригласить Рюрика с сотоварищами. Эстонцы и финны, подпевая национал-предателями летописцам, до сих пор именуют шведов «роутси», то есть русскими, а самих русских ‒ Vene и Venäjä ‒ венедами, чем указывают в сторону польского Поморья и острова Рюген (Руян, Руга). Там среди племенного союза венедов было хорошо известно и племя ругов, рузов или русов как пиратов. Историки до сих пор спорят, были руги германцами или славянам, или это этнос приграничья без четкого разделения на тех и других, часть которого затем ушла на восток и стала известна как прусы.

Последний Рюрикович Иван Грозный категорически настаивал на германской версии происхождения русов, и утверждал, что его род пришел из Пруссии, но происходит не от ругов-русов, а от саксонцев, тоже переселявшихся туда. Был ли Иван Грозный саксонцем или нет, ‒ неизвестно, но что саксонцы в Пруссию до IX в. подселялись факт признанный. Против царя-шпиона и вообще немецкой агентуры в Российской академии наук выступил Ломоносов, утверждавший, что пруссы и литовцы это извечные славяне, испорченные немецким и польским влиянием. Но Ломоносов не успел обосновывать эту замечательную идею, и она осталась лишь в виде отзыва на речь немца Г. Миллера, полагавшего, как и летописцы, что русы ‒ это некие скандинавы.

В 1919 г. лучший знаток летописей академик А.А. Шахматов предложил концепцию, что окрестности города Старая Русса у озера Ильмень в Новгородской области и есть родина русов и искомая Русская земля, откуда в Киев пришли сначала Аскольд с Диром, а затем Вещий Олег. Русы у Шахматова ‒ это конгломерат из вендов и скандинавов. Чуждая версия Шахматова и поддержавшего её академика С.Ф. Платонова была отвергнута прогрессивной советской наукой, а академики ‒ русский Б.А. Рыбаков и украинец П.П. Толочко блестяще доказали, что русы ‒ это древнейшие жители-славяне на речке Рось, давшие ей имя, от которой и пошла Русская земля. Сначала Русская земля в узком смысле охватила Киевское, Черниговское и Переяславское княжества, а затем расширилась до Урала. Осталось лишь раскопать берега Роси и найти колыбельку трех братских народов. Утверждение летописцев, что на Роси сначала жили печенеги, а затем чёрные клобуки и прочие берендеи, советские ученые разоблачили как буржуазную фальсификацию.

Рассказ летописца, что Киев основали поляне, был признан польским ревизионизмом, как и его тезис, что радимичи и вятичи пришли на Волгу и Оку из Польши. Утверждение летописцев, что в Киеве жили поляне, а вокруг него древляне, уличи, северяне, и никаких русов, советская наука изобличила как происки НАТО, нацеленные на подрыв векового единства древней русской народности.

Но после распада СССР недобитые Рыбаковым и Толочко скрытые натовцы среди советских и российских ученых вновь подняли головы и опубликовали массу работ, подтверждающих лженаучную теорию Шахматова, что район южнее озера Ильмень до XV І века назывался Русью, а поселков с названием Руса там более десятка и есть речка Русь. По черепкам горшков, данным лингвистики, антропологии и прочей ерунде они стали утверждать, что русы ‒ это этнос из числа вендских племен, который из-за давления германцев сместился из нынешнего польско-немецкого Поморья сначала в Пруссию, а затем к озеру Ильмень. Обзор их опусов содержится в книге А.Ю. Лаптева и В. И. Яшкичева « » (Москва, 2007) и др.

Надо отметить, что эти фальсификаторы никак не договорятся между собой, кем были русы ‒ славянами, германцами, кельтами или этническим конгломератом, вроде так называемых украинцев, которые на самом деле русские, с языком испорченным поляками и татарами.

В результате у фальсификаторов выходит обманчиво стройная реконструкция событий. К IX веку их мутные русы заселяют южное Прильменье, куда приходит Рюрик и строит Новгород. Два поступивших к нему в дружину руса Аскольд и Дир уплывают в поход на Константинополь, но по дороге задерживаются в Киеве у полян. Константинополь они таки осаждают, из-за чего греки в 860 г. впервые узнали о русах, притом, что со славянами были знакомы 300 лет. Патриарх Фотий тогда даже написал два послания против русов, назвав их апокалипсическим народом рос, чтобы собрать денег и откупиться от Аскольда, а заодно и окрестил его. Крещение Аскольду не помогло, в 882 г. в Киев пришел рус Олег и убил его, а сам город объявил матерью городов русских. По-гречески это звучало так: Киев ‒ метрополия русов. При прямом переводе с греческого на церковнославянский, а точнее староболгарский язык, который советская наука называла древнерусским, Киев из слова мужского рода и превратился в мать.

Староболгарский язык, усвоенный русами-завоевателями через христианство, и стал их языком межплеменного общения, подобно тому, как в Европе эту функцию выполнял латинский. Но совсем вытеснить языки вятичей, радимичей и так далее он не смог вплоть до XIX века, о чем свидетельствует «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля. Отсюда и большая близость литературного русского языка к болгарскому, как производному от него, чем к украинскому и белорусскому языкам, с которыми русский объединяют в одну группу преимущественно по политическим, а не лингвистическим мотивам.

Смысл послания Вещего Олега: отныне Киев главный среди городов, которые русы контролируют, а таких было немного. Олегу пришлось воевать с древлянами, северянами, уличами и тиверцами, но оба последние племени он подчинить и заставить платить себе дань не смог. Предполагается, что они вообще ушли из-за Олега с Днепра на Днестр, после чего река Рось и стала называться Росью, как граница владений русов. Завоевания славянских, балтских и угро-финских этносов продолжали Святослав, Владимир и другие князья-русы. Спустя сто лет после Олега Владимир Мономах еще объяснял мечом вятичам и их князю Ходоте, что надо учить русский язык в «исконно русских» землях по берегам Оки и Москвы-реки.

В итоге многие народы Восточной Европы стали данниками русов, то есть ‒ русскими. Об этом прямо и написал летописец в недатированной части «Повести временных лет», перечислив, какие славянские и неславянские народы «дают дань Руси», чем подтвердил слова персов и арабов о русах как касте, господствующей над славянами, и дал ключ к причине тождества в языках Европы слов раб и славянин.

С началом так называемой «феодальной раздробленности» славяне и не славяне все активней стали забывать, что они данники русов, предпочитая называть себя суздальцами, новгородцами или старым именем смоляне, от древних смоличей, пришедших на Днепр из междуречья Лабы и Одры. После нашествия Батыя совсем было забыли, притом, что термин Русь для обозначения земель Восточной Европы по монастырям бытовал, но был таким же архаизмом как Галлия для Франции, Алемания для Германии или Гельветия для Швейцарии. Царь Петр I взялся им об этом напомнить, придумав россиян и Российскую империю, чем подал пример французам, которые спустя 50 лет тоже экспериментировали с историей, сочиняя Гельветическую и Батавскую республики. Но эксперимент Петра I явно затянулся.

В завершение привожу из «Повести временных лет» список первых русских, посолов князя Игоря в Константинополь в 944 г. Он так и начинается словами «мы ‒ русские», но историки до сих пор страдают, ища среди них славян.

“Мы - от рода русского послы и купцы, Ивор, посол Игоря, великого князя русского, и общие послы: Вуефаст от Святослава, сына Игоря; Искусеви от княгини Ольги; Слуды от Игоря, племянник Игорев; Улеб от Володислава; Каницар от Предславы; Шихберн Сфандр от жены Улеба; Прастен Тудоров; Либиар Фастов; Грим Сфирьков; Прастен Акун, племянник Игорев; Кары Тудков; Каршев Тудоров; Егри Евлисков; Воист Войков; Истр Аминодов; Прастен Бернов; Явтяг Гунарев; Шибрид Алдан; Кол Клеков; Стегги Етонов; Сфирка …; Алвад Гудов; Фудри Туадов; Мутур Утин; купцы Адунь, Адулб, Иггивлад, Улеб, Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Туробид, Фуростен, Бруны, Роальд, Гунастр, Фрастен, Игелд, Турберн, Моне, Руальд, Свень, Стир, Алдан, Тилен, Апубексарь, Вузлев, Синко, Борич, посланные от Игоря, великого князя русского, и от всякого княжья, и от всех людей Русской земли”.

Мнения, высказанные в рубрике "Мнения", передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции. Редакция сайта не отвечает за достоверность таких материалов, а сайт выполняет исключительно роль носителя

были в числе первых «норманнов» («северных людей»), которые вырвались за пределы акватории Балтийского и Северного морей и достигли мусульманской Испании. В 844 г. их флотилия ворвалась в устье Гвадалквивира и атаковала Севилью. «Язычники, которые зовутся ар-рус, ворвались туда, захватывали пленных, грабили, жгли и убивали», - сообщает Ибн Якуб. Ничего подобного арабы еще не видели. «Море, казалось, заполнили темные птицы, сердца же наполнились страхом и мукою», - повествует другой арабский историк. Против «маджусов» (огнепоклонников, язычников) были двинуты отборные войска халифата. Превосходство в силах сделало свое дело - арабы перебили большую часть захватчиков. Пальмы Севильи украсились телами повешенных пленных на радость правоверным. Двести отрубленных голов, среди которых была голова предводителя русов, арабский эмир Абдаррахман послал мусульманам Северной Африки как доказательство того, что Аллах уничтожил свирепых маджусов за их злодеяния.

Встреченный отпор отбил у русов охоту к дальнейшим военным экспедициям в Омейядский халифат. Однако они продолжали плавать к испанскому побережью в качестве купцов. По сообщению аль-Масуди, русы торговали в «Андалусе». Археологическим подтверждением торговых связей славянского Поморья с арабской Испанией является крупный клад кордовских монет на Рюгене (в Ральсвике).

На востоке русы укрепились в Эстонии, где построили крепость Роталу (Хаапсалу), и на близлежащих островах, крупнейшими из которых были и Даго, кстати, созвучный с именем «русского князя» Дагона у Саксона Грамматика.

Этот же автор сообщает о «русском» конунге Олимаре (Велемире?), правившем на «русских землях» Эстонии и подчинившем себе на какой-то срок племена эстов, куршей, Юго-Западную Финляндию и Северо-Западное побережье Ботнического залива. Действительно, в Финляндии, рядом с Або еще во времена Татищева имелась «Русская гора», а часть ливонского побережья в средние века называлась «Берег росов» или «Русский берег». Антропологические исследования современного населения западных районов Латвии выявили комплекс признаков, указывающий на участие в генезисе этих жителей славянского населения X – XI вв. Мекленбурга и Польского Поморья (см.: Витов М. В. Антропологическая характеристика населения Восточной Прибалтики. С. 575 – 576 ).

Память о господстве русов на Балтике сохранялась на протяжении всего средневековья. Гельмольд называет Балтийское море «Русским», а один неизвестный автор славянской хроники, изданной Ерпольдом Линдеборгом (1540 - 1616 гг.) в составе свода источников по истории северных народов, в том числе славян и вандалов, именует Финский залив Ругейским морем.

В Восточную Прибалтику рвались также даны. Русам пришлось вступить с ними в упорную борьбу за обладание этими землями. Легендарные предания о походах первых датских конунгов против рутенов/русов, владевших ливонским побережьем, сохранились в сочинении Саксона Грамматика «Деяния данов». Живущих здесь «рутенов» Саксон называет также «геллеспонтиками» и «ориентами», то есть «восточными людьми» (следуя средневековым географическим представлениям, согласно которым за Восточной Прибалтикой лежала Греция, а Балтийское море впадало в Геллеспонт), хотя почти все южнобалтийское побережье именуется им «Рутенией» или «Русской землей», «Русью». Из того факта, что эта «Рутения», ведущая постоянные войны с датчанами и шведами, ничем не отличается в глазах Саксона от Руси Новгородской, Полоцкой или Киевской, а «геллеспонтики» и «рутены» говорят на одном языке, ясно, что речь идет об одном и том же этносе - славянах и поморских русах.

Восстановить реальные исторические события на основе фантастических сведений, сообщаемых Саксоном, вряд ли возможно. Датские конунги у него совершают глубокие рейды в древнерусские земли, захватывают Полоцк, устраивают грандиозные побоища на суше и на море (в одном из таких сражений тела убитых запружают «три великих реки Руси»), побеждают войска «ста семидесяти королей», подчиняют «двадцать стран» и распространяют свою власть на огромной территории от Восточной Прибалтики до Рейна. Все это, конечно, очень далеко от действительности. Исторически ценными могут быть разве что известия о чрезвычайной многочисленности рутенов, гелеспонтиков и ориентов, о династических браках между дочерями их правителей и датскими конунгами, о союзе рутенов с и описания некоторых обычаев, в частности погребального обряда рутенов и данов. Вместе с тем обычное для викингов непомерное хвастовство, превозносящее их небывалые победы на востоке, не в силах скрыть настоящее положение дел, и потому Саксон вновь и вновь рассказывает о том, как сменяющие друг друга на престоле конунги отправляются приводить к покорности рутенов, геллеспонтиков и ориентов, уже не раз «подчиненных» ранее. Истина заключается в том, что данам не удалось вытеснить русов из Восточной Прибалтики.

На Балтийско-Волжском торговом пути

Люди архаичных, «варварских» обществ отличались особым отношением к богатству, которое выполняло прежде всего сакральные функции. Во-первых, сокровища накапливали в капищах (скандинавские саги упоминают святилище Йомали в земле западнодвинских «бьярмов» с курганом из земли пополам с серебром, а средневековые немецкие писатели - ломящийся от приношений храм Святовита на Рюгене). Во-вторых, золото и серебро прятали всеми возможными способами - зарывали в землю, топили в море, озере, болоте и т. д. То и другое было ритуальным актом, призванным обеспечить владельцу сокровища счастливую земную и загробную жизнь. Например, по скандинавским поверьям, сам верховный бог Один повелел, чтобы каждый павший в битве воин являлся к нему с богатством, которое было при нем на погребальном костре или спрятано им в земле. Поэтому отец скальда Эгиля Скаллагрим утопил в болоте сундук с серебром. Сам Эгиль в конце своей жизни точно так же распорядился двумя сундуками серебра: при помощи двух рабов зарыл сокровища в землю, после чего умертвил помощников. Предводитель йомсбургских викингов Буи Толстый, смертельно раненный в морской битве, прыгнул за борт вместе с двумя ящиками, полными золота, и т. д.
Подобные представления были характерны и для других «варварских» народов Европы.

Сокровища, которые оставались на руках, тратились тоже далеко не в производительных целях: князья вознаграждали ими дружинников, купцы - верных слуг, за деньги приобреталось вооружение и предметы роскоши. Да и сами монеты зачастую служили украшениями. Арабский дипломат и путешественник начала Х в. Ибн Фадлан поведал, что жены купцов-русов ходили увешанные монистами из арабских дирхемов (подобные мониста действительно найдены в женских могилах киевского некрополя). Словом, экономика и деньги существовали в варварских обществах едва ли не сами по себе. Над торговыми путями раннего Средневековья витал отнюдь не бледный дух наживы. Конечно, и тогдашние торговцы были по-своему алчны, но алчность эта имела мистико-эстетический оттенок. Сверкание россыпей серебра возжигало в их душах пламень восхищения; завладевая сокровищем, они приобщались к заключенному в нем сверхъестественному могуществу. Потому и торговля той эпохи оставила после себя не ветхие кипы приходо-расходных книг, а неувядающие предания о битвах со стерегущими сокровища драконами.

Нескончаемые войны русов с данами за обладание Восточной Прибалтикой, о которых писал Саксон Грамматик, имели целью установление контроля над важным участком Балтийско-Волжского торгового пути.

Этот путь «выстраивался» на протяжении многих столетий усилиями многих народов. Вначале был освоен балтийский его отрезок. На это ушло почти два тысячелетия. Пионерами в этом деле было неолитическое население южного берега Балтики, привозившее янтарь к устьям Одера, Эльбы и Рейна с середины II тысячелетия до н. э.. Затем торговую эстафету подхватили венеты. Но в эпоху Великого переселения народов торговые связи между Западной и Восточной Прибалтикой свелись к случайным контактам. Море не хранит накатанной колеи, и обосновавшимся на Балтике варварам пришлось на собственный страх и риск заново открывать некогда оживленные маршруты.

На этот раз инициатива исходила от поморских славян и русов, а также от мореходов Дании и Фрисландии; после (конец VIII в.) на морской простор из своих фьордов вырвались шведы. Довольно долгое время источником быстрого обогащения была не торговля, а грабеж и военное «примучивание» прибрежных финно-балтских племен Восточной Прибалтики (беормов, бьярмов скандинавских саг) ради взимания с них более или менее регулярной дани. Торговля сделалась необыкновенно привлекательным занятием только со второй половины VIII в., когда в Европу хлынул звонкий поток аббасидского серебра (ежегодный оборот Балтийско-Волжского пути исследователи оценивают чрезвычайно высоко - в миллион и более дирхемов). Чтобы понять будоражащее воздействие этого события на умы балтийских мореходов, следует помнить, что раннесредневековая Европа была, по существу, безденежным обществом, даже Меровинги и Каролинги чеканили собственную монету больше из соображений престижа, нежели ради экономических нужд.

Главный - волжский - участок был присоединен к Балтийско-Волжской магистрали восточнославянскими племенами - ильменскими словенами, кривичами и вятичами.

При входе из Финского залива в Волховский бассейн возникла Ладога. Это был подлинный «ключ-город» к Балтийско-Волжскому пути. Возникновение Ладоги как международного центра транзитной торговли связано с проникновением в Приладожье группы ильменских словен. Оторвавшись от своих соплеменников, переселенцы оказались в чужом, финском окружении; к тому же очень скоро им пришлось отбиваться от грабительских набегов морских пиратов. В этих условиях спасение могло принести только теснейшее сплочение родовых общин. И приладожские славяне поняли это. Инстинкт самосохранения всегда и всюду побуждал славян к одному и тому же действию - они начинали «ставить грады». Так появилась Ладога и в 9 километрах южнее от нее - Новые Дубовики. Эти укрепленные поселения обезопасили Волхов от порогов до устья. Таким образом, Ладога была своеобразным контрольно-пропускным пунктом, обеспечивавшим безопасность не только приладожских славян, но и всего словенского племенного союза.

Кривичи в VIII в. создали подобный же форпост - Гнёздово (неподалеку от еще не существовавшего тогда Смоленска), призванный охранять военно-торговые интересы восточнославянских племен на «перемычке» между Волгой и Западной Двиной. С проникновением кривичского населения на Верхнюю Волгу связано возникновение крупного Тимеревского городища (близ современного Ярославля).

Итак, восточные славяне не были посторонними наблюдателями международной транзитной торговли между арабским Востоком и европейским Северо-Западом. Напротив, они выступали в роли одного из первооткрывателей Балтийско-Волжского торгового пути и равноправными участниками совершавшихся на нем торговых операций. Восточнославянские поселения изобилуют арабскими монетами. Например, в Гнездово их найдено более 1100, в Тимерево - 4188. Подавляющее большинство этих находок входят в состав кладов, которые могли принадлежать, разумеется, только местным жителям. О регулярности торговых связей восточных славян с Багдадским халифатом свидетельствует тот факт, что имеющиеся в распоряжении археологов монеты образуют практически погодовой ряд чеканки, начиная с первого десятилетия VIII в. и заканчивая 70-ми гг. X столетия.

На самом деле ожесточенные битвы балтийских «народов моря» за господство на водном пути «из варяг в хазары» принесли победу поморским славянам и русам. По свидетельству Адама Бременского, к концу XI в. даны и норвежцы совершенно позабыли о плавании в восточном направлении: когда норвежский король Харальд с датским наместником Ганузом Вольфом предприняли совместное путешествие на восток «ради исследования величины этого [Балтийского] моря», то далеко они не уплыли, вынужденные вернуться, «сломленные и побежденные двойной опасностью - бурями и пиратами». Впрочем, даны по старой памяти утверждали, «что протяженность этого моря проверена не раз на опыте многими. По их словам, некоторые при благоприятном ветре за месяц добирались из Дании до Острогарда Руссии (Новгорода)». Но было это, очевидно, давным-давно…

С VIII - IX вв. славянское Поморье начинает играть ведущую роль в экономическом и культурном развитии Балтийского региона. Расцвет переживают как отдельные города, так и целые местности: Вагрия с приморским торговым центром Старгардом (немецкое название Ольденбург); ободритское побережье Висмарской бухты с находящимся здесь портовым городом Рарог (датчане называли его Рерик), который был для франков и датчан настоящими воротами на Балтику; остров Рюген с оживленным сезонным рынком в Арконе и процветающим приморским торговым местом Ральсвик (славянское название этого поселения до нас не дошло); область вильцев в устье Пене с приморским городом Менцлин; область по Дзивне, рукаву Одера, с городами Волин и Камень; наконец, городище Фрезендорф в земле варнов (Славяне и скандинавы: Пер. с немецкого/ Общ. ред. Е. А. Мельниковой. М., 1986 . http://www.ulfdalir.ru/literature/1554/1565).

По результатам археологических исследований именно в этих землях, а также на территории балтских племен Восточной Прибалтики сосредоточено подавляющее большинство находок арабских дирхемов VIII - первой половины IX в. Древнейшая на Балтике аббасидская монета 765 г. покоилась в земле славянского Старгарда (Мюллер-Вилле М. Монеты из Стариграда/Ольденбурга и Старого Любека./ В кн.: Великий Новгород в истории средневековой Европы. М., 1999. С. 429 ). Количество кладов этого времени в Дании, Швеции и Норвегии ничтожно мало (Роман К. Ковалев, Алексис С. Кэлин. Обращение арабского серебра в средневековой Афро-Евразии: Предварительные наблюдения // History Compass Volume 5, Issue 2, pages 560–580, March 2007 ). Больше всего арабских монет в скандинавском мире найдено на острове Готланд, жители которого в ту пору не предпринимали далеких морских походов, и, следовательно, арабские монеты попадали к ним из чужих рук. Оценивая эти данные, следует помнить, что в XI - XII вв. языческие святилища и торговые центры балтийских славян, где происходило накопление восточного серебра, были подчистую ограблены датчанами и немцами (исключительный случай сообщает Житие св. Оттона Бамбергского, крестителя Щецина, который велел раздать сокровища местного языческого храма жителям).

Клады куфических монет VIII – первой трети IX вв. (745(?) – 833)

Скандинавы и датчане пытались перенаправить к себе потоки арабского серебра посредством организации собственных торговых центров. Однако значительными успехами эти усилия не увенчались.

Бирка в середине Х века (реконструкция)

В шведской Бирке в Упланде (на озере Меларен, с выходом к морю), по сведениям Жития святого Ансгара, жили одни купцы. Швеция в то время могла предложить им два фирменных товара - меха и кожи. Здесь же находится крупнейшее древнее кладбище Северной Европы. Исследования могил удостоверяют, что население Бирки действительно состояло из разных этнических групп, причем 13% городской керамики - славянского происхождения. Однако развиться в крупный городской центр Бирка просто не успела: основанная только в 800 г., она уже в последней четверти X в. прекратила свое существование в связи с понижением уровня моря.

Хедебю в Х в.

Полезно проследить пропорцию арабского серебра в общем монетном каталоге средневековых Швеции, Норвегии и Дании. Для Швеции, например, он выглядит так: 52 000 арабских монет, 58 500 франко-германских, более 30 000 английских. В Дании найдено 3500 арабских, 9000 франко-германских и 5300 английских монет. В Норвегии - 400 арабских против 5100 западноевропейских (Звягин Ю. Великий путь из варяг в греки. Тысячелетняя загадка истории. М., 2009. С. 214 ).

Из этого видно, в какую сторону были направлены торговые интересы викингов, - отнюдь не на восток, куда их просто не пускали конкуренты - славяне и русы.

Город Волин в IX-X вв.

Люди средневекового Запада отлично знали, в какой Рим вели балтийские торговые пути. Послушаем описание славянского города Волина (Юмны) в изложении Адама Бременского (ок. 1075 г.): «Там, где Одра впадает в Скифское [Балтийское] море, лежит знаменитейший город Юмна, отличный порт... О славе этого города, о котором много всего рассказывают, а часто и неправдоподобное, необходимо поведать кое-что, достойное внимания. Юмна - самый большой из всех городов Европы... В этом городе, полном товарами всех народов, ничто не представляется роскошным или редким. Там имеются и вулкановы сосуды, которые местные жители называют «греческим огнем»...»

И это свидетельство - не единственное. Гельмольд писал, что среди жителей острова Рюген невозможно отыскать ни одного нищего. Вообще, немцам славянское Поморье представлялось землей, текущей молоком и медом.

Так, автор «Жизнеописания Оттона Бамбергского» (XII в.) пишет: «Изобилие рыбы в морях, реках, озерах и прудах настолько велико, что кажется прямо невероятным. На один денарий можно купить целый воз свежих сельдей, которые настолько хороши, что если бы я стал рассказывать все, что знаю об их запахе и толщине, то рисковал бы быть обвиненным в чревоугодии. По всей стране множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей, свиней и кабанов и разной другой дичи. В избытке имеется коровье масло, овечье молоко, баранье и козье сало, мед, пшеница, конопля, мак, всякого рода овощи и фруктовые деревья... Честность же и товарищество среди них таковы, что они, совершенно не зная краж и обмана, не запирают своих сундуков и ящиков. Мы там не видели ни замка, ни ключа, а жители были очень удивлены, заметив, что вьючные ящики и сундуки епископа запирались на замок... И что удивительно, их стол никогда не стоит пустым, никогда не остается без яств. Каждый отец семейства имеет отдельную избу, чистую и нарядную, предназначенную только для еды... Блюда, ожидающие участников трапезы, покрыты наичистейшей скатертью. В какое бы время кто ни захотел есть, гость ли, домочадцы ли, они идут к столу, где все уже готово...»

Экономический перевес балтийских славян над соседними германскими и скандинавскими землями сохранялся вплоть до начала Крестовых походов. Вот каким образом, например, саксонское духовенство в 1108 г. побуждало рыцарей проявить рвение к делам веры, отправившись в крестовый поход против полабских и поморских славян: «Славяне отвратительный народ, но в их землях полно мяса, меда, зерна, птицы. Их земли, если их возделывать, дают такое богатство всевозможных вещей, что ничто не сравнится с ним. Так говорят знающие люди. Поэтому, о лучшие мужи саксов, франков, лотарингов и фламандцев, здесь вы можете спасти свои души, а в случае удачи еще и получите наилучшие земли для жизни».

Согласимся, что, переехав из этой изобилующей всеми благами земли в голодный Хедебю, было от чего прийти в ужас.

Не случайно арабы знали только одних европейских купцов, плававших по Дону и Волге, Черному и Каспийскому морям, а также посещавших Багдадский халифат, - русов. Эти выходцы из «отдаленнейших пределов страны славян» (то есть из славянского Поморья) везли на восточные рынки рабов и пушнину. До Багдада русы добирались на верблюдах. Переводчиками им служили славянские слуги-евнухи. Интересно, что на территории халифата русы выдавали себя за христиан и платили подушную подать (вместо обычной десятины), что, по-видимому, сильно сокращало торговые убытки от таможенных поборов.

Молитва купца-«руса» (по описанию Ибн Фадлана)

Этническая принадлежность русов была засвидетельствована арабскими писателями со всей определенностью: «Если говорить о купцах ар-рус, то это одна из разновидностей славян» (Ибн Хордадбех, вторая половина IX в.).

«Русская» торговля в Центральной Европе

В эпоху Великого переселения народов варварские вторжения разделили Европу на несколько кусков, связь между которыми была утеряна. Славяне, авары и булгары перекрыли путь вдоль дунайского лимеса; в то же время войны Карла Великого с саксами и славянами обесценили для торговли и передвижения долины Эльбы и Одера. Римские шоссе пришли в упадок, средневековые дороги еще долгое время представляли собой не столько дороги в собственном смысле слова, а скорее пути или даже просто маршруты по безлюдным пространствам; тогда-то сухопутное сообщение надолго уступило место водному. Но торговля все равно оживала медленно. Даже перевозка соли полусонным лодочником из Меца в Тур по относительно спокойному Мозелю требовала, по словам Григория Турского, чудесного покровительства святого Мартина.

Со второй половины IX в. былые связи стали постепенно восстанавливаться. Средоточием транзитной европейской торговли, где перекрещивались речные пути с востока на запад и с севера на юг, была Баварская марка, входившая в состав Восточнофранкского государства. Наплыв сюда иностранных купцов вызвал уже в начале X в. потребность в законодательном документе для урегулирования торговых отношений - им стал так называемый Раффельштеттенский таможенный устав, изданный между 904 и 906 гг. от имени последнего восточнофранкского Каролинга - Людовика IV Дитяти (899-911 гг.).

Бавария и окрестные земли в IX-X вв.

Русы («славяне от ругов», по определению таможенного устава) появлялись в Баварской марке главным образом в качестве купцов. Их торговый путь пролегал с берегов Балтики по Эльбе и Одеру до Праги, а из нее по Влтаве до дунайских городов Баварской марки - Раффельштеттена, Энса, Линца, Пассау, Регенсбурга и др. Например, у ободритского Велиграда (Мекленбурга) на Балтику выходила трасса, которая вела на юг, в Подунавье через Шверин-Магдебург-Галле-Прагу. Эта трасса по всей своей протяженности с построенными на ней плотинами и мостами впервые описана в 965 г. Ибрагимом ибн Якубом.

Русы предлагали христианам воск для церковных свечей и лошадей в рыцарские конюшни; еврейским купцам из Хазарии - рабов: славян, данов, шведов, саксов, захваченных во время войн и морских набегов.

На Верхнем Дунае балтийские русы чувствовали себя как дома, потому что здесь, на его левобережье, между Влтавой и Моравой, находился бывший - страна их дунайских соплеменников. Местные русы все еще составляли значительную часть населения: ряд заселенных ими областей Ругиланда входили в состав пограничной Русамарки Восточнофранкского королевства. Русамарка, конечно, была названа так по имени ее жителей - русов.

Конечной целью «русских» купцов были византийские рынки. По свидетельству Ибн Хордадбеха, купцы «ар-рус» «доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных окраин страны славян к Румийскому [Средиземному] морю. Владетель ар-Рума [Византии] взымает с них десятину». Эти «окраины» вкупе с мечами («франкскими» мечами, как уточняют другие арабские писатели, то есть перекупленными русами у франкских торговцев оружием из государства Каролингов) достаточно ясно изобличают в «купцах ар-рус» , освоивших к тому времени центральноевропейский путь «из варяг в греки». Через «страну славян» (славянское Поморье) они поднимались по Эльбе и Одеру к Дунаю, где попадали под действие Раффельштеттенского таможенного устава; двигаясь далее на юг, они выходили к берегу Адриатики и заканчивали свое путешествие в торговых центрах Греции или в самом Константинополе. Это и был настоящий средневековый путь .

Не позже конца VIII в. русы прочно укрепились и на Нижнем Дунае, где они основали свою факторию - город Русь (современный Русе) и ряд других поселений. Впереди их ждало освоение Крыма и Северного Причерноморья.

1 Культурные слои на о. Сааремаа изобилуют оружием. Мечей здесь найдено больше, чем во всей остальной Эстонии. В антропологическом отношении население острова более близко жителям южнобалтийского побережья, чем Восточной Прибалтики (Витов М. В. Антропологическая характеристика населения Восточной Прибалтики (по материалам антропологического отряда Прибалтийской экспедиции 1952 – 1954 гг.) // Вопросы этнической истории народов Прибалтики. М., 1959; Витов М. В., Марк К. Ю., Чебоксаров Н. Н. Этническая антропология Восточной Прибалтики. М., 1959 ).
2 В данном случае под гуннами подразумеваются фризы. Сам Аттила, согласно саге о Тидреке Бернском, был сыном фризского конунга, а Фрисландия именовалась английскими хронистами Хунноландией. Среди средневековых фризов были популярны имена Гуннар, Гуннобад, Гундерих, Гуннильда, Гун (Хун), а современная антропология выявила в здешнем населении «уральский компонент», который «доходит по морскому побережью даже до Испании» (Кузьмин А. Г. Одоакр и Теодорих. В кн.:Страницы минувшего. М., 1991. С. 526 ).

В самом ли деле помнили наши предки начала отечественной истории или все, что писали летописцы, было плодом их мечтательности, сдобренной конъюнктурными соображениями? Пробудить подобные сомнения в летописных сведениях о древнерусской истории – это то, что сделалось лейтмотивом в работах подавляющего большинства сотрудников вузовско-академической системы по означенной проблематике. Того подавляющего большинства, которое раньше представляло норманизм, а с недавнего времени – единственно правильное историческое учение.

Если мы, например, еще раз обратимся к лекции И. Данилевского, анализу которой , то услышим этот лейтмотив в первых же фразах: откуда мы знаем о первых князьях ? Разумеется, из Повести временных лет. Но ведь между призванием Рюрика и временем создания ПВЛ прошло более 200 лет! Чем же мог воспользоваться летописец? Ну, раз письменных источников не было, то конечно, были какие-то легенды, предания, обрывки мифологизированных рассказов, одним словом, ненадежная устная традиция, так называемая память народа – поэтому разве можно относиться с доверием к первым рассказам русских летописей?

Данный стереотип с изрядной бородой, которая растет и кустится из XVIII века. Именно тогда философы западноевропейского Просвещения стали отрицать значение устной традиции, памятники устной традиции, среди которых были «Илиада» и «Одиссея». Все это было объявлено исчадиями безграмотной фантазии. Но постепенно ситуация с «Илиадой» и «Одиссеей» урегулировалась – сейчас они считаются безусловными основными источниками по истории Древней Греции, а для ПВЛ время остановилось в XVIII столетии. Русские летописи уже который век живут под гнетом источниковедческой подозрительности и эдакой снисходительной полунасмешливости: времени-то между призванием и созданием летописи прошло ужас сколько, кто ж мог все упомнить!?

Мало того, что этот взгляд на значение устной традиции старообразен, он совершенно неверен. Напомню, что первое упоминание о рукописи такого памятника как «Ригведа» относится к XI в., а оформление его произошло во II-I тысячелетии до н.э. Только совершенно окуклившись под воздействием западноевропейских утопий, можно и в XXI в. полагать, что хранение знания в дописьменную эпоху осуществлялось на основе бытовой памяти. «Наука и литература в Древней Индии, – писала Т. Елизаренкова, – были устными, а не письменными. Священные веды заучивались наизусть и хранились в жреческой среде, в семьях певцов, переходя от отца к сыну. Техника запоминания текстов была очень точной: не менее двух тысяч лет веды существовали только в устной традиции.., но и по сей день устный канон «Ригведы» не отличается от письменного. Рукописи «Ригведы» дошли до нас в одной редакции, рукописи «Атхарваведы» – в двух… «Ригведа» – огромный стихотворный памятник… Древнее ядро этого памятника составляют мандалы II-VII, называемые «фамильными», поскольку авторами и хранителями каждой из них считались певцы, принадлежавшие к одному роду… Речь же почиталась священной, и свои тайны она открывала лишь немногим избранным, принадлежавшим к родам жрецов, вдохновенных певцов-риши. Существовали «корпорации» поэтов различных жреческих родов. Они устраивали состязания, к которым специально готовились, и победа одного поэта считалась победой всей «корпорации» его рода» (Елизаренкова Т. Древнейшие памятники индийской литературы // Да услышит меня земля и небо. М., 1984. С. 9-11 ).

Традиция хранения памятников устной традиции пронизывала духовную культуру ариев и их потомков даже после того, как арабские завоевания и распространение ислама изменили картину их этнического мира во многих странах. Ставшие арабо-язычными индоиранские сказки, позднее составившие прославленные сборники «Тысячи и одной ночи», рассказывались в городах Ирака, Сирии, Египта рассказчиками, которые могли по много часов декламировать увлекательные истории, составлявшие грандиозные исторические эпопеи. Эти рассказчики составляли особые корпорации (шаиры и мухаддисы), которые функционировали подобно цехам ремесленников и торговцев. Вот в рамках этих корпораций (так же, как ведические тексты – в рамках жреческих родов), хранилась, передавалась из поколения в поколение, пополнялась новыми наслоениями устная традиция рассказов и повестей, которая позднее составила сборники «Тысячи и одной ночи» и другие своды. Специалисты правомерно считают, что тексты рассказов создавались веками. «В основу «Тысячи и одной ночи» лег, по всей видимости, арабский перевод индийских и иранских сказок.., о существовании которого арабские источники сообщали еще в X в. Оформление ранней багдадской редакции «Тысячи и одной ночи» относится к IX-X вв.» (Фильштинский И. Реальный и вымышленный мир Шахразады // Синдбад-мореход. Избранные сказки, рассказы и повести из «Тысячи и одной ночи». М., 1986. С. 4-5 ).

Итак, девятый век, десятый век. А корни индоиранской эпической традиции уходят также вглубь тысячелетий. Самые значительные эпические поэмы Древней Индии «Махабхарата» и «Рамаяна» в устной традиции существовали уже в первой половине I тысячелетия до н.э., а письменное оформление получили только в первые века нашей эры. Но эти первые записи погибли. Самые ранние письменные тексты, которые дошли до нас, – это тексты XV-XVI вв. Но благодаря тому, что нам известно об устной индоиранской традиции, эти поздние записи считаются вполне надежным источником. Поэтому «Ригведа», «Махабхарата», древнеиранская «Авеста» и другие подобные произведения, тысячелетиями и многими столетиями хранившиеся в устной традиции, являются важнейшими источниками по истории Древней Индии и Ирана.

Все сказанное сейчас о письменной и устной традиции как источнике для исследования индоиранских древностей имеет прямое отношение к нашей теме изучения начального периода древнерусской истории. Сейчас мы благодаря ДНК-генеалогии знаем, что арии и древние русы – братья от одного «отца», народы-современники, жившие длительное время в лоне одной культурной традиции. Глубокое родство индоиранской и древнерусской культур доказывается сейчас многими исследованиями. Например, в статьях А.Е. Рачинского и А.Е. Федорова, опубликованных на Переформате, показано полное родство арийской и древнерусской архитектурной традиций, отразившееся, в том числе, и в сходстве терминологии, т.е. на языковом уровне ( , ).

Логично предположить, что таким же сходством отличалось и умение древних русов и ариев хранить историческую информацию в разных формах. Посмотрим, что у нас есть в подтверждение данного предположения.

Первое, что следует принять в расчет, это сходство арийской и древнерусской мифологической традиций, которое исследовалось многими учеными. Например, Иванов и Топоров, рассматривая древнерусского Перуна в рамках сравнительного анализа с общеевропейскими текстами о боге грозы, пришли к выводу о глубокой архаичности культа Перуна, на что указывает, в частности, такой его атрибут как палица, обнаруживающая сходство с ваджрой – палицой Индры, которой он победил змея Вритру, а также то, что имя и содержание культа Перуна перекликаются с именем и элементами культа ведийского божества грозовой тучи и дождя Парджаньи. Время же возникновения культа Перуна-Громовержца, с учетом такой атрибутики как каменные стрелы («громовые стрелки» в древнерусской традиции), оружие из бронзы и пр., можно, по их мнению, датировать «началом героической эпохи расселения индоевропейцев, видимо, с конца III тыс. до н.э.» (Иванов В.В., Топоров В.Н. Восточнославянское Перун(ъ) в связи с реконструкцией праславянских, балтийских и общеевропейских текстов о боге грозы // Исследования в области славянских древностей. М., 1974. С. 4-30 ; ).

Вот вам первая отметка: III-II тыс. до н.э. есть время возникновения древнерусского культа Перуна и ведийского Парджаньи. Время письменной фиксации вед – XI в., время создания ПВЛ, где упоминается древнерусский Перун, начало XII в. Как видим, способность древних русов хранить историческую информацию сравнима с такой же способностью древних ариев: там пара тысяч лет, и здесь – пара тысяч лет. Такой же древний пласт информации хранят русские былины. Это вам не 200 лет у Данилевского!

О сходстве древнерусской и арийской мифологической или даже шире – сакральной традиций написано немного у меня . Там эта тема возникла как исторический фон для сравнительного анализа древнерусских и арийских теонимов и восходящих к ним антропонимов или имен летописных древнерусских князей. И как показывают результаты исследования, единственной исторически добротной основой для выявления этимологии древнерусских летописных имен является выявление их родства с арийским ономастиконом. Все прочее кружение вокруг этих имен с примеркой «скандинавских», «тюркских» или «синайских» (как у Данилевского) изложниц – абракадабра, унаследованная от рудбекианизма.

Но идем дальше. Есть такой древнерусский памятник «Голубиная книга». Его начали изучать в XIX в. и уже тогда он был отнесен к произведениям индоевропейской древности. В советский период изучением «Голубиной книги» в индоевропейском контексте занимался В.Н. Топоров. Он выявил связь между «Голубиной книгой» и средневековой иранской традицией эпохи кодификации «Авесты» и записи зороастрийских книг, отметил генетическое родство стихов «Голубиной книги» с ведийскими космогоническими загадками типа брахмодья, определив их как тексты о «началах», о сакральном составе мира, о порядке его возникновения и становления», подтвердил свои доводы данными языка, сравнив древнерусские слова с основой gad-/gat-, gadati в значении гадание, загадка, предсказание , так же и говорить с их соответствиями в индоиранском: вед. gadati/говорить , др.-инд. gatha/песнь, речь (сакрального типа) , авест. gada/религиозное песнопение » (Топоров В.Н. Русская «Голубиная книга» и иранский BUNDANISN // Этимология. 1976. М., 1978. С. 150-151 и др. ) Дальнейшее развитие идея о глубокой архаике космогонического ядра «Голубиной книги» получила в монографии М.Л. Серякова «Голубиная книга. Священное сказание русского народа» (М., 2001). Он показал родство древнерусских и арийских основополагающих философских понятий.

Первая известная нам запись «Голубиной книги» появилась в одном из первых же собраний русского фольклора (былин, исторических и лирических песен, духовных стихов), связанного с именем предполагаемого составителя сборника Кирши Данилова и изданного в 1804 г. (Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М., 1804 ). Кроме того, стихи «Голубиной книги» публиковались в сборниках: Русские народные песни, собранные П.В. Киреевским. Ч. 1. М., 1848; Бессонов П. Калеки перехожие. Ч. 2. М., 1863; Оксенов А.В. Народная поэзия. 1908; и др.

Надо отметить, что «потеряв» в древнерусской истории русов – насельников Восточной Европы с III-II тысячелетий до н.э. и их прямое родство с ариями, российская наука так и не смогла объяснить историю происхождения древнерусского памятника «Голубиной книги», невзирая на отмеченное родство с ведийской космогонической традицией или с иранской традицией эпохи записи зороастрийских книг. Причина? Да не может быть у древнерусской истории такой хронологической глубины! Не помещается идея о русах и ариях как современниках в зашоренном догмой сознании, или помещается, но в деформированном виде: что же Вы хотите сказать, что славяне от индусов произошли? Поскольку для зашоренного сознания арии – это только те, кто в Индии-Иране, а славяне оттуда не выходили ().

Но вернемся к нашей теме. Таким образом, первое упоминание записи священных ведийских текстов – это XI в., а первая известная нам запись священного сказания русского народа – начало XIX в. Имеет здесь какое-нибудь значение разрыв в несколько веков? Нет, если мы знаем, как сохраняются и передаются из поколения в поколение произведения устной традиции. Пополним эту информацию сведениями из истории такого памятника как зороастрийское священное писание, известное в совокупности как «Авеста».

Пророк Заратуштра (Зороастр) жил и действовал, по версии М. Бойс, после 1500-1200 до н.э. Датировка времени жизни Заратуштры важна, поскольку она связана с датировкой древнейших частей «Авесты». Э.А. Грантовский считал, что датировка у М. Бойс – наиболее ранняя, и что имелся целый ряд других датировок жизни Заратуштры. Для нашей статьи эти детали неважны, достаточно принять к сведению, по выражению Бойс, что «зороастризм был уже стар, когда о нем впервые упоминается в исторических источниках» и что изречения Заратуштры передавались последователями из поколения в поколение и были, в конце концов, записаны только лишь при Сасанидах (224-651 гг.) Но язык изречений или гимнов Заратуштры архаичен и близок языку «Ригведы» (Бойс М. Зороастрийцы. М., 1988. С. 6-26 ).

Здесь стоит сделать маленькое замечание, важное для нашей темы. Итак, язык гимнов Заратуштры при их записях обнаружил близость к языку «Ригведы». Но это удалось увидеть только тогда, когда тексты «Ригведы» тоже начались записываться, т.е. минимум через тысячу лет. Следовательно, языковая близость «Авесты» и «Ригведы», сохранявшаяся на протяжении тысячелетий, может быть объяснима только постоянно поддерживаемыми контактами между жреческими носителями устной традиции в Индии и в Иране. Но тогда и выявленное сходство духовных стихов «Голубиной книги» как с ведической космогонией, так и с текстами «Авесты» как раз периода их записи может иметь точно такое же объяснение. Несколько лет тому назад, а именно в 2008 году, я, начав разрабатывать концепцию об индоевропейском субстрате Восточной Европы (тогда я использовала такую формулировку, а сейчас благодаря ДНК-генеалогии могу конкретно говорить о древних русах – насельниках в Восточной Европе), именно таким образом проанализировала «Голубиную книгу» в докладе на семинаре, где присутствовали, можно сказать, сливки сливок российского исторического сообщества. И получила самый резкий отпор со стороны именно специалистов по русской истории, поскольку подавляющее их большинство составляли норманисты. Суть возражений сводилась к вышеозначенному: у русских не может быть никакой истории ранее середины – второй половины I тысячелетия.

Однако продолжу про «Авесту». Наука располагает информацией о том, почему «Авеста» стала записываться при Сасанидах, и это интересно для вопроса о взаимодействии устной и письменной традиций. М. Бойс поясняет, что при Ахеменидах (VI-IV вв. до н.э.) Авеста не записывалась, поскольку мидяне и персы смотрели на чуждое им искусство письма с подозрением – в персидском эпосе изобретение письма приписывалось дьяволу. И хотя с течением времени иранцы стали использовать письменность для разных практических нужд, ученые жрецы-зороастрийцы отвергали письмо как неподходящее для записывания священных слов. При Ахеменидах главным языком письменности оставался арамейский с арамейским же алфавитом, хотя первые Ахемениды использовали родной им персидский язык для царских надписей (разновидность клинописи). Вторжение Александра Македонского нанесло тяжкий удар по зороастрийской традиции, поскольку кроме разграбления храмов погибло много священников. При изустной передаче религиозных произведений жрецы становились как бы живыми книгами, а с их массовым убийством многие древние произведения, как утверждали предания, были утрачены или дошли до наших дней не полностью. Так что и духовная культура может иметь свое «бутылочное горлышко», используя термин ДНК-генеалогии.

Но только в первые века нашей эры, как уже было сказано, зороастрийские жрецы, под влиянием христианства и манихейства, придававшие большое значение ценности письменного слова, предприняли серьезные усилия для того, чтобы письменно зафиксировать собственные священные тексты: началась запись авестийских текстов.

Как видим, история взаимодействия устной и письменной традиций показывает, что это взаимодействие сложнее, чем принято думать – письменность, дескать, создается с возникновением государственности в виде единственного алфавита и обслуживает государственность. В арийской культуре, как видно, была развита методика очень точного сохранения информации в устной передаче, и к ее письменной фиксации обращались в случае необходимости и тогда, когда эта необходимость возникала. Отнюдь не всегда письменное слово рассматривалась как более ценное в сравнении с устной речью. В политической сфере и обществе могло существовать несколько письменностей. Для профанных нужд годилось чужое письмо, но особые требования явно предъявлялись к письменности для передачи текстов сакрального значения. Принятие нового учения требовало принятия нового письма, при этом старое письмо вытеснялось из употребления и практически исчезало из поля зрения общества.

Так произошло с одной из древнейших разновидностей индийского письма брахми эпохи индийского царя Ашоки (273-232 гг. до н.э.), которое сохранилась в виде записей на каменных стелах и стенах пещер. Ашока был известен как распространитель буддизма, и на брахми были написаны буддийские эдикты царя. Но спустя несколько веков это письмо было вытеснено другой разновидностью санскритского письма, и не исключено, что это было связано с тем, что в период с IV в. буддизм стал вытесняться в Индии индуизмом, сделавшимся постепенно господствующей религией и основой мировоззрения. Брахми стал выходить из употребления. Возможно, тенденция «новое учение – новое письмо» просматривается на этом примере.

Теперь пора обратиться к вопросу, насколько наблюдения, сделанные на материале индоиранской традиции, схожи с аналогичной проблематикой в древнерусской истории. Можно ли выделить нечто схожее во взаимодействии древнерусской письменности и древнерусской устной традиции? Но поскольку история письменности – весьма специфическая отрасль исторической науки, и я ею никогда не занималась, то для ответа на поставленные вопросы решила обратиться к работе, специально посвященной теме русской докирилловской письменности, а именно, – к монографии М.Л. Серякова «Русская дохристианская письменность» (СПб., 1997). Выбор именно этой монографии объясняется очень просто. Во-первых, ее материал и выводы, основанные на приведенном материале, представляются мне интересными, а во-вторых, эта монография остается, насколько мне известно, единственной работой по теме древней русской письменности, которая, с одной стороны, до сих пор не зашикана и не обсмеяна, а с другой стороны – не покидает пределы «чистого разума».

Можно начать с приведенного Серяковым краткого историографического экскурса для того, чтобы представить ситуацию по проблеме с историей древнерусской письменности в период «до Кирилла и Мефодия».

Несмотря на то, что идею древности письма у славян поддерживал В.Н. Татищев: «славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели…», а также ряд других русских и зарубежных ученых, «в дореволюционной русской историографии возобладал …взгляд: письмо на Руси появляется после и в результате крещения. В рамках нормандской теории говорить о каком-либо славянском дохристианском письме за исключением скандинавских рун, было непростительной ересью… С середины XIX в. медленно начинают накапливаться доказательства существования какой-то дохристианской русской письменности: это и упоминания о ней арабских авторов, и археологические находки В.А. Городовцева и Д.Я. Самоквасова… однако положение о существовании у славян собственной дохристианской письменности… продолжало вызывать возражения…» (Серяков М.Л. Указ. соч. С. 5 ). Можно дополнить, что со второй половины XIX в. стали появляться работы российских языковедов, доказывавших индоевропейскую этимологию восточноевропейских гидронимов вразрез с привнесенной рудбекианизмом идее о «сплошном финно-угорском мире» (), но и это мало влияло на установившиеся стереотипы.

В советский период, продолжает Серяков, возобладал марксистский догмат о появлении письменности только в связи с появлением государства. Немного изменилось и в постсоветское время. Идея письменности до Кирилла и Мефодия была, в частности, резко раскритикована Д.С. Лихачевым: «Говорить, что у Кирилла и Мефодия были предшественники, это все равно, что говорить, будто у Эдисона был предшественник крестьянин, который жег лучину». Тот же негативизм относительно идеи древности русского письма видим в работе «Древнерусские надписи на стенах храмов» (СПб.,1992) Т.В. Рождественской: «Отсутствие древнерусских текстов до X века не кажется случайным. Потребность в письменности как системе появляется тогда, когда стабилизируются признаки государства… Поэтому предпринимаемые иногда поиски славянских докирилловских текстов, относящихся к IX веку, а то и более раннему времени, кажутся лишенными исторической основы».

— Подобный подход, – завершает историографический обзор Серяков, — когда догмы ставятся выше реальных фактов, препятствуют самому поиску памятников древней письменности» (Указ. соч. С. 7-12 ).

Вот и начало ответа на вопрос о том, было ли у русов письмо ранее летописного периода, в дохристианскую эпоху или даже в более ранние времена. Свидетельств того, что такое письмо у русов было, очень много, и значительная часть таких свидетельств приводится в монографии Серякова (упоминания о русских письменах в Житии св. Кирилла, упоминания о славянских книгах в Житии его брата Мефодия, «о чертах и резах» в сказании Черноризца Храбра, упоминания о письме в былинах, например, в былине о Садко: «А и как всяк свои имена вы пишите на жеребьи»; целый ряд эпиграфических источников и др.). Но памятники этого письма (например, «евангелие и псалтирь, написанные русскими письменами» из Жития св. Кирилла) не только не разыскивались, но сама идея о них тщательно «закапывалась», обсмеиваемая и дискредитируемая. Поэтому свидетельства есть, памятников в наличии нет.

Я не буду останавливаться на описании тех источников в монографии Серякова, которые он приводит в подтверждение наличия у русов древнего письма – всех, кому это интересно, я отсылаю к указанной монографии. Тем более я не буду рассматривать предлагаемую Серяковым дешифровку тех эпиграфических источников, тех надписей, которые имеются в распоряжении ученых. Дешифровка неизвестного письма – слишком особая область, требующая специальных знаний.

Мой же интерес вызвала логика рассуждения Серякова при выборе письменности для сравнения, что необходимо при дешифровке неизвестного письма, например, при дешифровке так называемой надписи эль-Недима. Об этой надписи известно из книги арабского ученого эль-Недима (X в.), где есть запись о том, что русы имеют письмена, вырезаемые на дереве, и приведен пример этих письмен, сделанной неизвестными знаками. Сама надпись датируется Серяковым IX в. Эту надпись пытались перевести многажды. В первую очередь, естественно, пытались дешифровать ее с помощью скандинавских рун – куда же без них! А Серяков выбрал для аналога древнеиндийское брахми, о котором упоминалось выше, и продемонстрировал сходство неизвестных русских письмен из книги эль-Недима с письменами брахми.

Для меня была интересна авторская аргументация того, каким образом это сходство могло возникнуть: «Как же можно объяснить столь большую схожесть брахми и древнейшей русской письменности? В принципе, можно было бы предположить ее заимствование из Индии в VIII-X вв… Однако это маловероятно… Остается только одна возможность: и брахми, и древнейшая русская письменность возникли и развивались из одного источника, что и объясняет их сходство. Эта гипотеза приводит нас к мысли о существовании письменности у индоевропейцев еще до распада их общности во II тысячелетии до н.э.» (Серяков М.Л. Указ. соч. С. 42 ).

Косвенным доказательством гипотезы о том, что арии, начав миграции на восток, унесли с собой и знания о письме, для Серякова служит традиция использования бересты как материала для письма уже в самой Индии. Этот аргумент заслуживает самого пристального внимания, поскольку сейчас благодаря ДНК-генеалогии известно, что в Восточной Европе после ухода ариев остались другие представители рода R1a, а именно – предки современных русских, украинцев, белорусов. Известны и новгородские берестяные грамоты как великолепный источник по истории русской культуры и общественной жизни, но берестяные грамоты датируются периодом XI – нач. XIII вв. Грамоты от более раннего периода не найдены. Однако если они не найдены, это не значит, что их не было. История бересты, унесенной ариями из Восточной Европы, свидетельство того, что письмо могло быть известно представителям рода R1a еще в Восточной Европе.

Н.Р. Гусева отмечала, что «в Древней Индии укоренилась соблюдаемая частично и в наши дни традиция письма на бересте. Некоторые брахманские группы, имеющие предков-арьев, соблюдают обычай написания на бересте брачных договоров… На путях арьев в Индию – в Средней и Центральной Азии – обнаружены сотни рукописей на бересте, относящиеся к I-му тысячелетию до н.э. Их содержание связано с традициями не только буддизма, который распространялся здесь, но и индуизма, в той его части, которую привнесли в Индию арьи» (Гусева Н.Р. Славяне и арьи. Путь богов и слов. М., 2002. С. 65-66 ).

Серяков приводит свидетельство известного индийского исследователя Р. Шармы, который касаясь материала, использовавшегося в Древней Индии для письма, сообщал о том, что помимо надписей выгравированных, на камне или медных пластинах, использовались и такие недолговечные материалы, как ткань и береста, но грамоты, писанные на них, до современного периода, не дошли. Береза в Индии не растет, следовательно, березовую кору для производства писчего материала, надо было привозить из других областей. Спрашивается, зачем это было надо?

Такая приверженность бересте может объясняться только тем, что она олицетворяла для ариев важную традицию, которую старались поддерживать. Что это за традиция, станет понятно, если мы вспомним, что береза является древнейшим объектом поклонения для многих носителей индоевропейских языков, а также для народов, на культурогенез которых они повлияли. Культ деревьев охватывал многие породы деревьев. Но есть два дерева, которые до сих пор важны для всех европейцев – это ель и береза, и оба связаны с традициями солнцепоклонства. Елку мы наряжаем на Новый год, т.е. в период зимнего солнцестояния, а береза связана с обрядностью на Ивана Купалу, т.е. с периодом летнего солнцестояния. Возможно, поклонение березе было более древним культом, по крайней мере, Гусева сообщает, что самое древнее слово санскрита, означавшее «дерево», буквально переводится как «береза».

Значит, береза была для древних русов и ариев деревом деревьев – Деревом. Отсюда и явно сакральное значение, которое, видимо, придавалось ариями записям на бересте – традиция, которая сохранилась в Индии, принесенная туда ариями со своей восточноевропейской прародины и законсервировавшаяся там в буддизме и индуизме. Об этом говорят, в частности, упомянутые брачные договоры на бересте у представителей брахманских родов. Можно предположить, что и в эпоху Ашоки буддийские тексты писались на бересте, а камень был использован скорее как дополнительный материал. Здесь я исхожу из того, что буддийские произведения на бересте обнаруживаются во многих буддийских странах, куда буддизм распространился из Индии, а затем из Тибета.

В Тибете известны талисманы и ладанки с тибетскими текстами молитв и заклинаний против злых духов, сделанными из бересты. Береста рекомендовалась как наилучший материал для магических текстов. Известны и буддийские летописи на бересте, написанные центрально-азиатскими брахми, например, из Кашгара (Воробьева-Десятовская М.И. Фрагменты тибетских рукописей на бересте из Тувы // СНВ. Вып. XXII. М., 1980. С. 124-131 ). Возможно, брахми было тем письмом, которое изначально сопровождало распространение буддизма из Индии, хотя со временем буддийские тексты на бересте стали выполняться и другой письменностью. Большое число буддийских книг на бересте было обнаружено в центральной Монголии. Имеются монгольские рукописи на бересте в российских собраниях (Отгонбаатар Р., Цендина А.Д. Монгольские рукописи на бересте из Российского государственного архива Древних актов // Цэндийн Дамдинсурэн. М., 2008. С. 192-235 ). По-моему, приведенного материала достаточно для того, чтобы увидеть, что арии унесли с собой из Восточной Европы бересту как материал культового значения и законсервировали такое отношение к ней в своих позднейших традициях. Поэтому береста стала использоваться во многих странах, оказавшихся в сфере влияния духовной культуры потомков ариев, как материал для записывания священных или магических текстов.

Иное развитие получила традиция письма на бересте в русской истории. Ядро русов никогда не покидало Русскую равнину с тех пор, как род R1a около 4600-4900 лет тому назад переселился сюда с Балкан. Поэтому почитание березы, развиваясь у русов непрерывно на протяжении тысячелетий, сделалось общенародной традицией, и вместе с этим, вероятно, традиция письма на бересте вышла за рамки сакрального и приобрела характер обычного, профанного письма. Изучение новгородских берестяных грамот показывает, что в Новгородской земле этим письмом владели и пользовались самые широкие слои населения, и оно служило и для переписки по обыденным бытовым вопросам, и для обслуживания различных административных нужд, и для многого другого. Исчезло ли вместе с этим использование бересты для сакральных нужд? Не думаю. Слишком важной была эта традиция для представителей рода R1a, как показывает история потомков ариев. Но сакральная традиция потаенная. Если её специально не выявлять и не разыскивать, то знания о ней не появятся. Надо сказать, что берестяное письмо на Руси было представлено не только грамотами, но и берестяными книгами, которые имели распространение как в европейской части, так и в Сибири, у сибирских старообрядцев. В сибирских скитах находились настоящие библиотеки из берестяных рукописных книг (Есипова В.А. Рукописи на бересте из заимочной коллекции: предварительные итоги палеографического анализа // Вестник Томского университета. 2012. № 2(13) ). Понятно, что если традиция производства берестяных книг сохранялась у русских и в XIX в., то эта традиция имела для них очень важное значение, такое же важное, как и для потомков ариев. Но вот что примечательно. Изучению русских берестяных грамот уделяется очень большое внимание, а русским берестяным книгам – не очень. Известно, что они есть, но в научном обиходе их как бы и нет.

Однако без полноценного комплексного изучения такого феномена русской культуры как письмо на бересте, без глубокого сравнительного анализа древнерусской традиции бересты с аналогичной традицией у ариев никакой цельной картины истории древнерусской письменности от ее истоков у нас не может быть. Так, ее собственно и нет, картины этой. И основная причина не в отсутствии источников, а в упорном нежелании признать древние истоки русской истории. Судьба рассмотренной здесь монографии М.Л. Серякова – хорошая тому иллюстрация. Из чего исходила критика его гипотезы (а критика, хоть и небольшим числом, а имела место) о том, что брахми и древнейшая русская письменность имеют общий источник происхождения? Помимо чисто лингвистических возражений, о чем я скажу ниже, эта критика исходила из недоуменного вопроса: а почему это автор остановился на письме древних индийцев, которые отстоят от русских (славян) гораздо дальше германцев?! То есть тиражирование упомянутого стереотипа: что же Вы хотите сказать, что славяне от индусов произошли?

Прошло более полутора десятков лет со времени опубликования монографии Серякова. И сейчас мы видим, что попытки увидеть родство древнерусской и арийской письменностей исторически подтвердились: ДНК-генеалогия показала, что одного рода были арии и древние русы. Теперь дело за специалистами в дешифровке древнего письма, дело за организацией серьезной лингвистической дискуссии. Дело в том, что брахми относится к семейству так называемых слоговых письменностей, а то, что известно о русской письменности, относит ее к буквенно-звуковой системе письма. Но много ли нам известно о древних истоках русского письма, учитывая упорное нежелание признать его древность? Какое-то время тому назад были неизвестны и данные ДНК-генеалогии о родстве русов и ариев, а сейчас аргумент о том, что славяне слишком далеки от ариев, убран с дороги. Так что у лингвистики есть все основания серьезно заняться рассмотрением сходных черт письменных систем потомков ариев и русов. Отвергнуть то, что представляется ошибочным (только аргументировано отвергнуть), но предложить вместо ошибочного убедительные решения. Перестать отвергать идею древности письменности русов.

А теперь остановимся на предварительных выводах.

Во-первых, мы с достаточной долей уверенности можем утвердительно ответить на вопрос о том, знали ли древние русы письмо задолго до принятия христианства. Многое свидетельствует в пользу того, что да, знали, и порукой тому история развития письменности у ариев. Правы ли те, кто, как Серяков, полагают, что такая письменность уже возникла в то время, когда арии и русы находились вместе на Русской равнине, для того, дескать, и «унесли» с собой арии традицию бересты? Трудно сказать. Может, так, а может, и нет. Гусева в своих исследованиях индуизма отметила, что бересту могли сначала использовать для изображения магических знаков и богов, а в более поздние времена для записи текстов, например, береста стала использоваться и для записи вед, например, «Атхарваведы» в Кашмире.

Во-вторых, установленное родство текстов «Авесты», древнеиндийских вед и «Голубиной книги», а также индоиранской и древнерусской мифологии показывают, что контакты между носителями сакрального знания у ариев и древних русов в какой-то форме существовали на протяжении длительных периодов, следовательно, была возможность наблюдать за появлением записей произведений устной традиции. Ранее было сказано, что запись текстов «Авесты» появилась в первые века нашей эры для противостояния конкурирующим идейным течениям манихейства и христианства. «Махабхарата» и «Рамаяна» в Индии стали записываться на рубеже эпох. Возможно, это было также вызвано идейными противоречиями, вызванными массовым распространением буддизма, который, тем не менее, никогда не мог одержать верх над комплексом религиозных воззрений и народных верований, который для древнего периода объединялся под названием брахманизма, а для средних веков – индуизма.

Могли ли аналогичные процессы переложения произведений устной традиции на письмо происходить у древних русов? По логике вещей, да. Но опереться на сегодняшний день в своих логических рассуждениях мы можем только на более поздние сведения, взяв за точку отсчета 860 год и прибытие в Корсунь св. Кирилла, где он встретил русина, имевшего Евангелие и Псалтырь, написанные «роускыми письмены». Я абстрагируюсь от известных попыток объявить это сообщение «опиской» или другим недоразумением – они хорошо известны и имеют для меня такую же научную ценность, как и картины начала русской истории в лекции Данилевского.

Текст здесь совершенно ясный: у русов к середине IX в. существовала развитая письменная система, пригодная для перевода богослужебных книг, причем четко оговаривается, что и алфавит был назван как «русские письмена», и передавал он язык русина («человека нашел, говорящего на том языке»). Понятно также, что данный русин не мог быть единственным «создателем» русского письма и что развитие письменной системы, которую можно использовать для передачи сложных текстов, требует длительного времени. В другом источнике указано, что «грамота рускаа никим же явлена, но токмо самим Богом…» (Истрин В.М. Редакции Толковой Палеи. 1907 ), т.е. подчеркивается момент божественного озарения при создании письма, следовательно, письмо изначально и было предназначено для передачи христианских текстов. Распространение христианства в Северном Причерноморье – это IV век. В 381 году уже существовала Херсонская епархия.

Но христианство – учение пришлое. Если для его нужд было создано особое русское письмо, то для этого должна была существовать более ранняя традиция русского письма, которую усовершенствовали, приспособили для новых задач – ничто не создается на пустом месте. Была эта система письма родственна древнеиндийскому письму брахми? Вряд ли. Как было упомянуто выше, брахми относится к семейству так называемых слоговых письменностей, а при чтении Евангелии и Псалтыря, написанных «русскими письменами», св. Кирилл «различил буквы гласные и согласные», из чего можно заключить, что эти русские письмена относились к буквенно-звуковой системе письма. И что же из этого следует? Только то, что в древнерусском обществе, так же как в иранском и в индийском обществах, могло одновременно существовать несколько письменных систем, которые оказывали влияние друг на друга и конкурировали друг с другом. В Индии почти одновременно со слоговым брахми существовало полуалфавитное/полуслоговое письмо кхароштхи. История письменности в Иране отличалась еще большей пестротой: там была известна клинопись, напоминавшая слоговое брахми, использовалось арамейское письмо, которое послужило основой для среднеперсидского письма, а на его основе был создан авестийский алфавит и т.д. Но на материале русской истории подобные процессы не изучаются: российская историческая наука не учитывает данные ДНК-генеалогии, соответственно, – не желает знать древних русов – современников ариев. Поэтому никаких вопросов о письменности древних русов, имевшей генетическое родство с письменными системами потомков ариев, у науки просто по определению возникнуть не может. В тех же случаях, когда вопрос о письменности русов обойти никак не удается, как в случае с русскими письменами из Жития св. Кирилла, то эти сведения из источника проще объявить недействительными. Как сказано в работе приведенного автора, «предпринимаемые иногда поиски славянских докирилловских текстов, относящихся к IX веку… кажутся лишенными исторической основы».

И еще один пример в заключение – пример договора Руси с Византией от 911 г., в котором говорилось, что «между вами, христианами и Русью, мирный договор этот сотворили мы Ивановым написанием на двух хартиях – царя вашего и своею рукою – скрепили его клятвою… и дали нашим послам» (ПВЛ. 3-е изд. СПб., 2007. С. 156 ).

Анализируя текст договора с греками, Т.А. Иванова пришла к следующему выводу: «…Есть все основания полагать, что они были написаны уже совершенно устроенной славянской азбукой. Так, в именах русских послов, которые несомненно находились в подлиннике договоров и не могли появиться в результате позднейшей правки, широко представлены дополнившие греческий алфавит славянские буквы: Ѣ, Ь, ѣ, Б, Ц, Ч…» (Иванова Т.А. Об азбуке на стене Софийского собора в Киеве // Вопросы языкознания. 1972. № 3 ).

Серяков относительно этого договора справедливо замечает, что из приведенного текста следует, что второй экземпляр договора 911 года был написан на русском языке русским писцом – ничем иным Иваново написанье быть не может. А ведь письменность не складывается в один год – ей нужен многовековой период развития. Ясно, что если Олег в начале X в. смог записать договор с Византией русской письменностью, то она должна была как минимум существовать на протяжении ряда предшествовавших веков. Ведь не была же она изобретена для подписания договора 911 года (Серяков М.Л. Указ соч. С. 18-19 ).

Где начало у этого «ряда предшествовавших веков»? Наверняка, его надо искать в истории русов (Z280) и ариев (L342.2) – двух народов-современников, родившихся от одной предковой общности, относящихся к одному роду, но выделившихся как два отдельных субъекта, каждый под своим именем, и прошедших свой собственный путь в мировой истории: русы в большей своей части остались в Восточной Европе после того, как арии ушли на восток и на юг.

Лидия Грот,
кандидат исторических наук

Так, Ибн Русте уверяет, что русы "нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен..." Они "не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян". Гардизи сообщает о русах следующее: "Всегда сто-двести из них ходят к славянам и насильно берут с них на свое содержание пока там находятся... Много людей из славян... служат им, пока не избавляются от зависимости". Согласно же Мутакхару ибн Тахиру ал-Мукадасси страна русов граничит с землей славян, первые нападают на вторых, расхищают их добро и захватывают их в плен.

Итак, противопоставление налицо. Но вот носит ли оно этнический характер на самом деле? Не наблюдается ли здесь своеобразная трактовка совершенно иных реалий?...

Необходимо сразу оговориться этническое противопоставление славян и русов не имеет права даже на то, чтобы считаться гипотезой, ибо оно противоречит данным, накопленным наукой. Сегодня доказано - арабские источники, их разделяющие, а именно на них и основано рассматриваемое противопоставление, восходят к тексту Ибн Хордадбеха, который заявил: "Русы суть племя из славян..." В ходе источниковедческого анализа выяснилось полное совпадение приведенного рассказа Ибн Русте с рассказом ал-Джахай-ни, полностью аналогичным данным Ибн Хордадбеха. Другая значимая фигура Гардизи сам признавался в использовании труда Джахайни. Мукадасси, так же упорствующий в указанном противопоставлении, вообще представил вниманию читателей лишь сокращенный вариант рассказа Ибн Русте и Гардизи.

Если учесть, что текст Ибн Хордадбеха был написан раньше всех перечисленных, а также то, что аналогичные этим текстам рассказы аз-Зама-на, ал-Марфази и Мухаммеда Ауфи не содержат никакого отчуждения руси от славян, то вывод получается вполне однозначный более поздние авторы просто исказили изначальное сообщение.

Сам Ибн Хордадбех не оставил (за исключением приведенного высказывания) каких-либо сведений о славянах, где текст дошел в сокращенном виде. "...Сохранившиеся в других более поздних сочинениях, ссылки на этого автора, пишет А. П. Новосельцев, как правило не совпадают с уцелевшим экстрактом. Это наводит на мысль, что сохранившийся вариант сочинения нашего автора представляет собой лишь кратчайшие выжимки из большого оригинала". (Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и руси 6-9 вв.//Древнерусское государство и его международное значение. М. 1965. С. 376-377, 400.)

Вставки в "протограф" Ибн Хордадбеха нужно считать позднейшими искажениями, внесенными под впечатлением определенных различий между русами и основной массой славянства. Он именует русов славянским племенем, но упомянутые различия следует считать не племенными, а социальными. В пользу этого свидетельствуют данные "Русской правды" ("Ярослава"), согласно которой русин "любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник". Г. С. Лебедев утверждает по этому поводу следующее: "Данная в Новгороде "Правда Ярослава" подчеркивает, что княжеская защита распространяется на этот дружинно-торговый класс вне зависимости от племенной принадлежности "аще изгой будеть, любо Словении" ...Всем им гарантирована та же защита, что и непосредственным членам княжеской администрации, огражденным двойной вирой в 80 гривен, которой оплачивается "муж княж" огнищанин или тивун княж, "конюх старый", или мечник, выполняющий обязанности вируна-сборщика..." (Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 244.)

Русы представляли собой специфическую прослойку славян, ориентированную (в профессиональном плане) на войну. Только так можно объяснить жесткость и даже жестокость русов в отношении "славян" (вернее их основной массы), обособленность первых от вторых. Воинская прослойка в традиционном обществе всегда возвышается над основной массой жителей (городских и сельских). Они для нее "третье сословие", обязанное кормить людей меча, защищающих государство и расширяющих его пределы. В случае же неповиновения это большинство подвергается довольно суровому нажиму, масштабы которого полностью соответствуют конкретным историческим реалиям.

Вне сомнений, указанный период вряд ли характеризуется наличием развитой сословной структуры, но в ряде случаев противостояние профессиональных военных и низов было вполне реально. К тому же нажим мог оказываться и на какие-то племенные группировки славян, сопротивляющиеся централизации государства. Не следует забывать и о неизбежной разнице в быту.

Со стороны же могло казаться, что речь идет о двух разных народах.

Безусловно, разговор должен идти не об аристократии, как таковой, а об особой воинской "касте", менее привилегированной, но все равно возвышающейся над большинством населения и даже концентрирующей свои людские ресурсы в отдельном месте (это утверждение будет обоснованно ниже). Ближайший социокультурный аналог подобной касте следует искать в казачестве воинском, но не аристократическом сословии.

В подтверждение можно обратиться не только к данным "Русской правды", но и провести анализ самого слова "рус". Оно тесно связано с красным цветом, цветом воинов, князей, королей. Он символизировал воинское сословие у индоариев, иранцев и кельтов. Например, в ведической Индии красный цвет принадлежал варне (касте) кшатриев, т. е. воинов. Этот цвет указывает не только на пролитую в боях кровь, но и на душу, понимаемую в данном случае как начало, которое ниже духа (высшего, сверх-интеллектуального принципа), однако, выше тела. Взятая в узком значении, душа выступает в качестве витального принципа, "яростно-желательного" начала (определение, принятое в святоотеческой традиции), которое сильнее всего развито у воина, культивирующего священную ярость, опытно познающего наиболее мощный и позитивный накал страстей, происходящий во время битвы, перед лицом смерти. Если духовенство символически соответствует духу нации, а "простой" люд телу, то воины, безусловно, представляют собой душу нации, ее витальный принцип.

Арабы описывают древних русов как суровых, яростных и умелых бойцов. Будучи крайне воинственны они приучали своих детей к мечу буквально с первых дней жизни. В люльку только родившегося ребенка отец клал меч и говорил: "Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретешь этим мечом". (Ибн Русте). "Храбрость их (русов - А. Е.) и мужество хорошо известны, - - писал ал-Марвази, - так что один из них равноценен многим из других народов".

Но пора вернуться к самому слову "рус", взяв, тем не менее, на вооружение обрисованные выше духовные и социальные реалии. Как уже отмечалось, оно связано с воинским красным цветом. Действительно, его можно встретить в этимологических словарях, там оно тождественно слову "русый", которое, в свою очередь, означает не столько "белый", как думают многие, а "ярко-красный", и даже "рыжий". Так, в словаре А. Г. Преображенского "рус(ъ)>>, ("руса", "русо", "русый") означает "темно-рыжий", "коричневый" (о волосах). Ему соответствуют укр. "русый", словац. "rus", "rosa", "rusa glava", бел. и серб. "рус", чеш. "rusy". (Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1910-1914. Т. 2. С. 225.) М. Фасмер приводит словен. "rus" в значении "красный". (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М. 1971. С. 521.) О красном "измерении" слова "русъ" писал в своем словаре И. И. Срезневский. (Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. М., 1989. Т.З. Ч.1.С.)

Связь слов "рус" и "красный" прослеживается и вне славянских языков, что позволяет говорить об индоевропейской основе данного феномена. Пример - лат. "russys" ("кроваво-красный"), лит. "rusvas" (темно-красный"), латыш, "rusa" ("ржавчина", латин. "russeus", "russys" ("красный, рыжий").

Латинский переводчик хроники Феофана библиотекарь папы Римского Анастасия перевел греческое слово "poiSvct" не как "русские", а как "красные". Славяне называли Черное (Русское) море еще и "Чермным" (т. е. красным).

Вообще, красный цвет имел большое распространение в Древней Руси. Красные стяги были стягами киевских князей, они видны на старинных изображениях, о них говорит "Слово о полку Игореве". Согласно былинам, красный цвет широко использовался для раскраски русских боевых кораблей. Русы охотно красили в него лица, используя боевую раскраску. Ибн Фадлан писал о русах, что они "подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом..." Низами Гянждеви ("Искандернаме") изобразил это в стихах:

"Краснолицые русы сверкали. Они
Так сверкали, как магов сверкают огни".

Итак, связь слова "рус" с воинским, боевым цветом налицо. Данный термин, очевидно означает "красные", вернее "ярко-красные", "темно-красные". Он существовал и в качестве социального термина, характеризующего профессиональный статус русов-"казаков", и как этноним, характеризующий славянское население, находящиеся под их влиянием (см. "Повесть временных лет": "...поляне ноне зовомая русь "). Жители Киевской Руси получили русское имя от представителей воинской касты русов.

Собственно, само возникновение Киевского государства следует связывать именно с ее активностью.

Для доказательств нужно охарактеризовать эту касту более подробно. Выше уже отмечалось, что "казачье" братство должно актуализировать себя при помощи особого режима расселения, предоставляющего великолепную возможность наращивания собственной "самости". И такой режим действительно существовал в древней Руси, он проявлялся в форме военно-морских баз славян. Одной из таких баз был знаменитый остров русов (Русия), описанный арабами. Кстати сказать, с ним то и связаны все тексты утверждающие, что русы и славяне - две разные этнические группировки. Однако, занятия его обитателей явно связаны не с этническими особенностями, но с узкопрофессиональной специализацией. По данным арабов, жители Русии не утруждали себя земледелием и скотоводством, отдавая предпочтение войне и торговле (надо думать и военной добычей). Русы-островитяне практиковали широкомасштабные военные операции направленные против различных стран: "И они народ сильный и могучий и ходят в дальние места с целью набегов, а также плавают они на кораблях в Хазарское море, нападают на корабли и захватывают товары" (ал-Марвази).

Территория "Русии" измерялась тремя днями пути. По сообщению арабов на острове находились города, его населяли сто тысяч человек. Сама база управлялась из некоего древнерусского центра: восточные авторы утверждают, что островные русы подчинялись русскому "хакану". Вряд ли под ним подразумевается руководитель острова, это было бы слишком большой честью для столь небольшой территории, ведь титул "хакана"-"кагана" на Востоке всегда приравнивался к императорскому. Скорее всего, арабы имели ввиду киевского князя - в Приднепровье государственнообразующие тенденции всегда были очень и очень сильны.

А вот где находился остров и когда на нем возникла военно-морская база русов?

Наиболее правдоподобная версия его расположения связана с Приазовьем. Крайне точно и сжато она была сформулирована академиком О. Н. Трубачевым: "Есть сведения о некоем городе Русия... но особенно упорно повторяется известие об острове Русия... По-видимому о том географическом объекте (т. е. о городе - А. Е.) говорится в сочинениях ранних восточных географов как об острове русов, острове нездоровом, сыром, покрытом зарослями, расположенном среди маленького моря, ср. и поучительное указание Димашки (араб, автор - - А. Е.), что русы населяют острова в море Майотис... Море Майотис -это Меотида, Азовское море, а острова в полном смысле слова на этом море, у его южных берегов, это участки низменной, сырой земли, разрезанной рукавами кубанской дельты. Это была целая своеобразная страна, правда, достаточно обозримая, небольшая по размерам. В частности интерес представляет точная топографическая деталь, сообщаемая, например, у Ибн Русте, где говорится о русах, живущих на острове длиной в 3 дня пути. Три дня пути - это расстояние не больше 90-100 км. При взгляде на карту, с учетом элементарной топографической реконструкции (река Кубань до XIX в. еще впадала одним рукавом в Черном море, позднее сменив этот рукав на азовское русло), мы отчетливо можем представить себе этот древний островной участок суши, ограниченный старым (черноморским) руслом Кубани и другим важным ее рукавом Протокой на востоке. И длина этого острова как раз примерно будет соответствовать 90-100 км, то есть 3-х дневному пути по восточным географам. Страна древних русов располагалась в кубанских плавнях..." (Трубачев О. Н. К истокам Руси. Наблюдение лингвиста. М., 1993. С. 28-29).

С хронологией дело обстоит сложнее. Довольно сложно установить предел. Где-то в районе Новороссийска Страбон локализует неких морских разбойников. Примерно там же находился город Никаксин, который очевидно и есть та самая Никопсия, где погиб апостол Симон Канонист, сопровождающий апостола Андрея в некоторых путешествиях, а с этими апостолами связана группа легенд об антропофагах или мирмидонянах, совершавших морские доходы с целью захвата пленных и последующего их съедания (очевидно, речь идет о некоторых суровых древних воинских ритуалах: поедание печени врага и т. д.) их. Таким образом, с очень большой осторожностью, можно сказать, что база русов возникла не позднее 1 в. н. э. Это "хронологическое" изыскание целиком основано на наблюдениях и догадках В. Грицкова - см. его кн. "Русы". (М., 1992. Ч.З. С.18.)

Верхний же предел вполне поддается фиксации. Если исходить из локализации острова русов в Приазовье, то он должен был утратить свое значение в нач. 8 в., когда хазары установили свое господство в данном регионе*.

Теперь самое время затронуть проблему влияния касты русов на историю возникновения Киевского государства. Здесь приходится начинать издалека.

Прежде всего, необходимо проанализировать одно интересное сообщение, приведенное готским историком Иорданом. Вот его полный текст: "Херманарик же, король готов, хотя и был, как мы сообщили выше, победителем многих народов, однако, пока он думал о нашествии хуннов... неверный род росомонов (т. е. росов-русов А. Е.), который тогда наряду с другими выказывал покорность ему, воспользовался следующим удобным случаем обмануть его. Ведь после того как король, движимый яростью, приказал некую женщину по имени Сунихильда из названного рода за ее коварный уход от мужа разорвать, привязав к свирепым лошадям и побудив лошадей бежать в разные стороны, ее братья Сар и Аммий, мстя за гибель сестры, ударили мечом в бок Херманарика. Получив эту рану, он влачил несчастную жизнь, вследствии немощи тела. Узнав об этом его нездоровье, Баламбер, король хуннов, двинул войско в край остроготов... Между тем, Херманарик, столь же не вынеся страданий от раны, сколь нападений хуннов, в преклонных годах и насытившись жизнью, умер... Удобный случай его смерти позволил хуннам получить перевес..." (Следует датировать 375 г.)

Сообщение это некоторыми историками (например, М. Ю. Брайчевским) считается одним из вариантов сказания о князе Кие. Основание для таких выводов дает имя "Сунихильда"-"Сванехильда", которое этимологически связано с одним из германских названий лебедя: достаточно вспомнить сестру Кия Лыбедь. Причем, связь рассказа Иордана с русской, славянской исторической действительностью подтверждается данными нашего эпоса. Образ Лыбеди-Лебеди присутствует в русских былинах о Михаиле Потоке и Иване Годиновиче, которые представляют собой древнейшую часть русского эпоса, В них фигурирует неверная жена Лебедь и три брата. Правда, логика повествования тут несколько перевернута лебедь не является сестрой трем братьям, а действует в качестве жены одного из них, которому она, собственно, и изменяет. За это изменница подвергается суровой мести. В любом случае, былины сохраняют довольно большой фрагмент изначального сказания.

Сам Иордан тоже привел искаженную версию. Сар и Аммий не могли жить в 4 в. Дело в том, что их имена имеют свой ближайший аналог во фракийской языковой среде. Это хорошо показал В. И. Щербаков, отметивший: имя "Сар" полностью фракийское, имя "Аммий" стоит рядом с фракийским именем "Амадок". (Щербаков В. Века Трояновы. Дорогами тысячелетий. М., 1988. С. 89-90.) К сожалению, он так и не догадался сопоставить свои интереснейшие наблюдения с данными Страбона (2 в.), который, перечисляя города по течению Борисфена (Днепра), назвал поселения "Сар" и "Амадока". Получается, Сар и Аммий не могли судействовать позднее 2 в., ведь города, привлекшие внимание Страбона в указанный период, явно названы в их честь. Очевидно Сар и Аммий каким-то образом связаны с фракийцами, скорее всего с племенем одрусов (odrysae), весьма возможно являвшимся фракийско-славянским племенным союзом. То же, что они развернули свою активность именно в Приднепровье, еще раз говорит в пользу киевского происхождения сказания Иордана, который (по непонятным причинам) заменил Кия, Щека и Хорива на других персонажей, не чуждых исторической действительности интересующего нас региона.

Признав тождественность рассказа Иордана и сказания о князе Кие, можно смело определить время создания Киева как начало гуннской экспансии. Безусловно, между двумя событиями существовала не- только временная, но и логическая связь. Вряд ли смелая вылазка трех братьев осуществлялась без ведома гуннов, враждебных Германариху. Кий был не просто человеком, жаждущим мести, но государственным деятелем понимавшим, что покушение на убийство могущественного правителя готов не приведет к серьезным затруднениям лишь при условии опоры на сильного союзника, каким в данных исторических условиях (см. текст рассказа) могли быть только гунны.

Сообщение Иордана позволяет связать активность Кия с гуннами, которые, в свою очередь, связаны с Приазовьем, т. е. и с островными русами-"казаками". Иордан, Зосима, Аммиан Марцелин, Прокопий Кесарийский все эти древние авторы так или иначе указывают на район Меотийского озера (Азовского моря), как на место с которого начинается активное выдвижение гуннов на историческую арену. Отсюда же пришел в Приднепровье и Кий, о чем свидетельствует "Синопсис" (17 в.). Согласно ему русы Кия пришли из Дикого поля. Здесь позднейшая локализация, логически весьма близкая к приазовской (достаточно вспомнить о "степном" кочевническом качестве гуннов, начавших свой натиск из соответствующего района). Подтверждение этому можно найти у старопольского автора Стрыйковского, пользовавшегося материалами не дошедших до нас русских летописей. Он утверждает, что Киев был основан гуннами, иначе называемыми горянами**. Совершенно ясно, речь тут не идет о собственно гуннах, имеются ввиду росы (росомоны), с ними связанные. Стрыйковский знал - русы и гунны жили в одном регионе тесно общаясь друг с другом. Поэтому он и не стал разделять их, что несколько противоречит рассказу Иордана, но служит подтверждением его намеков на связь этих двух группировок. Единственно же верным объяснением слов Стрыйковского может быть лишь вышеприведенная интерпретация: русы Кия пришли из Приазовья, где и находился остров русов.

Сами гунны являлись одной из группировок славян (их "степной" ветви, существование которой признается - С. Лесным и мн. др. историками) о чем знали авторы древности. Так, Саксон Грамматик принимал гуннов и русов за один народ. Беда Достопочтенный отождествлял гуннов с балтийскими славянами, а Едингард и Самбургский Аноним со славянами паннонийскими. Филосторгий утверждал, что некогда гунны назывались неврами, которых многие исследователи считают (и не без основания) славянским племенем. Прокопий Кесарийский находил определенное сходство славян и гуннов. Гельмольд же приводил такое название Руси Хунигард.

По сообщению Приска Паннонийского особое хождение в среде гуннов имел напиток "medos" (т. е. "мед"). Описывая обряд погребения великого воителя Аттилы, Иордан отметил наличие у гуннов поминального пира, который сами они именовали "strava" (страва). А ведь так называли погребальный пир древние славяне!

Конечно, большинство гуннских имен нельзя считать славянскими, что может служить одним из главных аргументов против положения, выдвинутого выше. Но, во-первых, среди имен гуннов есть и такие, которые можно охарактеризовать как славянские: Валамбер (Валамир), Бледа (от слова "бледный"), Крека (ср. с Краковым и Крековым у западных славян), Рог. А, во-вторых, вполне возможно, что в определенный период, во времена расцвета военной экспансии гуннов их захватила мода на чужие имена. За примером далеко ходить не надо - готы вообще не знали германских имен, в чем признавался сам Иордан.

Неславянский этноним "гунны" также не может служить опровержением, ибо не известно был ли он самоназванием, либо расхожим термином, родившимся во внешней, по отношению к гуннам, среде. Стоит только вспомнить как греки назвали расенов (русов, росов) этрусками. И лишь благодаря Дионисию Сицилийскому люди знают их подлинное имя***.

В гуннской экспансии приняли участие разные образования славян, которые сегодня мало поддаются идентификации. Пока с определенной долей уверенности можно говорить о северянах, дошедших в письменной традиции и под именем "савиров". Так называлась одна из ветвей гунно-славян.

Что касается русов-островитян из "казачьей" касты, то они не могли принять активного участия в конном натиске гуннов, т. к. не умели и не любили (в данный период) обращаться с лошадьми. Их стихией были море и реки****. Часть русов, ушедших с Приазовья к Днепру основала, во главе с князем Кием город Киев, открыв новую главу в истории славянства и сообщив свое имя самой могучей его ветви русской. В 4 в. Кий и "пассионарная" группа русов создали то самое государство "Киевская Русь", о котором знает любой школьник. Они пришли в земли полян в качестве окраинной, "казачьей" силы, оказавшей помощь "центру", приднепровскому "ядру". И уже в 4-7 вв. можно говорить о мощной державе славяне-русов, ведущей активную экспансию.

В 375 г. (по данным "Синопсиса") некие "русские вой" сражались с императором Феодосием. Константинопольский патриарх Прокулос (434-447 гг.) рассказывает о победоносном походе Руси (в союзе с гуннским правителем Ругилой) на Царь-град в 424 г. Арабский писатель ат-Табари приписывал дербентскому правителю Шахрияру (644 г.) следующие слова: "Я нахожусь между двумя врагами: один - хазары, а другой - русы, которые суть враги целому миру, в особенности же арабам, а воевать с ними, кроме местных жителей никто не умеет". В начале XX в. в российской прессе был напечатан один древний грузинский манускрипт, повествующей об осаде Царьграда русами в 626 г. В нем упоминается некий русский хаган (каган), вступивший в союз с персами для того, чтобы напасть на Константинополь. Подробнее см.: Лесной С. "Русь, откуда ты? Основные проблемы истории древней Руси". Виннипег, 1964. С. 93). Согласно манускрипту этот хаган еще при императоре Маврикии (582-602 гг.) напал на Византию, пленив 12 тысяч греков. Как уже отмечалось выше, титул "хаган" считался на Востоке приблизительно равным императорскому, дать его могли только вождю сильнейшего государства.

Нигде, кроме Приднепровья не могло возникнуть славянского военно-политического образования, способного вести экспансию таких масштабов. Именно здесь существовала самая богатая материальная культура древних славян 1 тыс. н. э. Еще в 6-4 вв. до н. э. в данном регионе возникли "царства" сколотов, чье славянство убедительно доказано академиком Б. А. Рыбаковым. У сколотов существовала дружинная прослойка, они вели развитое экспортное земледелие. В 3 в. до н. э. их цивилизация пала под ударами сарматских кочевых орд. Однако, возрождение было неизбежно и во 2 в. н. э. Страбон упоминает о восьми городах на Борисфене (Днепре). Понятно, что эти поселения обладали достаточной материальной мощью, чтобы выглядеть городами в глазах придирчивого и избалованного античного жителя, иначе он просто проигнорировал бы их.

И, конечно же, нельзя не упомянуть о т. н. "Змиевых валах" комплексе оборонительных сооружений, открытых археологами в Приднепровье. Начало их постройки датируется 2 в. до н. э., окончание 7 в. н. э. Вот его краткая характеристика данная Г. М. Филистом:

"Наиболее ответственные участки этого грандиозного сооружения были укреплены шестью параллельными валами. В некоторых местах поперечник основания вала достигает 20 м, а высота 9-12 м. Обращенный фронтом к южным степям, Змиев вал тянулся по линии Житомир-Киев-Днепропетровск-Полтава-Мирг ород-Прилуки. В основе укреплений огромные валуны, многовековые деревья. Даже сегодня трудно представить себе строительство такого сооружения. Для... строительства нужны были математические расчеты, знание географии, военно-инженерного дела и, главное, организованный труд сотен тысяч людей на протяжении веков. Это укрепление защищало праславян от набегов скифов, сарматов, готов, аваров, а позже печенегов и половцев. К 7 в. система валов пополнилась сигнально-опорными форпостами и сторожевыми городками численностью до 3-4 тысяч жителей". (Филист Г. М. Введение христианства на Руси. Минск, 1988. С. 16-17.)

Государство у днепровских славян возникло очень давно и русы-"казаки" Кия сыграли чрезвычайно важную роль в его утверждении. Из их среды и вышла династия Киевичей, которая, по сообщению Яна Длугоша, просуществовала вплоть до смерти Аскольда и Дира в 882 г.

* Арабские авторы 9, 10 и последующих веков, описывая остров русов, касались исторических реалий, относящихся к более раннему времени. Показательно, что самый поздний вариант рассказа написан ал-Ханафи в начале 16 в.

** "Горяне" - указание на одно из ранних мест обитания гуннов: "Гунны вероятно тот народ, который древние называли неврами; они жили у Рипейских гор, из которых катит свои воды Танаид (Дон - А. Е.), изливающийся в Меотийское озеро". (Филосторгий.) В данном случае представляется весьма сложным определить какой географический объект подразумевает Филосторгий под Рипейскими горами. Весьма вероятно, что это - Донецкий кряж.

*** Все "русские" этнонимы - "расены", "футены", "одрусы", "руги", "роги", "руяне" и т. д. происходят из кастовой терминологии, так же, как и этноним "рус". В то же время сам "кастовый" термин может иметь и собственную предысторию.

**** Арабы подчеркивают отсутствие конницы у островных русов: "...На коне смелости не проявляют и все свои набеги и походы совершают на кораблях" (Ибн Русте). Между прочим, это утверждение служит лишним аргументом против локализации острова русов в Балтийском море и отождествления его с островом Рюген (Руян), чье население - руяне - практиковало религиозный культ Свентовита, в котором одним из центральных мест было сакральное задействование белого коня. Впрочем, ошибочность упомянутой гипотезы подтверждается и географической удаленностью Рюгена от арабского мира.

Александр Елисеев,

кандидат исторических наук

Немецкими академиками в Российской академии наук Г. З. Байером , Г. Ф. Миллером и А. Л. Шлёцером . Этой теории так же придерживались Карамзин и вслед за ним почти все крупные русские историки XIX века.

Споры вокруг норманской версии временами принимали идеологический характер в контексте: могли ли славяне самостоятельно, без варягов-норманов, создать государство. В сталинское время норманизм в СССР отвергался на государственном уровне, но в 1960-х годах советская историография вернулась к умеренной норманской гипотезе с одновременным изучением альтернативных версий происхождения руси. Зарубежные историки рассматривают норманскую версию как основную.

Славянская гипотеза

Русский князь Святослав

Славянская гипотеза была сформулирована В. Н. Татищевым и М. В. Ломоносовым . Она исходит, во-первых, из другого фрагмента «Повести временных лет» :

… из тех же славян - и мы, русь… А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской.

Хотя из этого отрывка можно констатировать лишь обратное, то есть то, что ко времени написания «Повести временных лет» русский народ считался уже славянским, значит, не являясь таковым ранее. И что этнос, получивший к XI веку название русь , произошёл от славян-полян , а свой новый этноним взял от варягов-руси.

А во-вторых, из сообщения арабского географа Ибн Хордадбеха , чьи данные о Восточной Европе являются одними из древнейших (840-е годы), и который считал, что русы - славянский народ.

История народа русь по письменным источникам

Письменные источники, относящиеся к времени появления этнонима русь , разнообразны, но скупы в деталях и разрозненны. Помимо древнерусских летописей, которые были составлены в более позднее время, упоминания о руси содержатся в современных ей западно-европейских, византийских и восточных (арабо-персидских и хазарских) источниках хроникального и мемуарного характера.

В следующем русско-византийском договоре 944 года среди имён послов появляются привычные нам славянские имена и клятва именем славянского бога Перуна . В 944 году русь в последний раз упоминается отдельно от славянских племён, после этого всегда только как название государства и его населения. Варяжская дружина ещё продолжает упоминаться в правление Владимира Святославича и Ярослава Мудрого , то есть вплоть до окончания эпохи викингов.

Откуда пришли варяги-русь - «Повесть временных лет» не уточняет, сообщает только, что «из-за моря ».

Большинство событий летописи датированы, однако хронология для IX-X вв., как доказывают сравнения с независимыми источниками, далеко не всегда точна и поэтому носит условный характер.

Византийские источники

Византийцы называли народ росами (Ρος), предположительно, по аналогии с названием демонического библейского народа рош .

Первое упоминание в византийских источниках, возможно, относится к описанию набега на византийский город Амастриду (на южном побережье Чёрного моря) в «Житии Георгия Амастридского» (по некоторым оценкам - начало 830-х годов, но не позднее г.). В «Житие Георгия» росы названы «народом, как все знают, в высшей степени диким и грубым ». Нападению вначале подверглась Пропонтида, находившаяся недалеко от Константинополя, что может быть указанием на предварительно состоявшийся торг в византийской столице . Возможно именно после этой войны в Константинополь для переговоров прибыли послы росов, по происхождению шведы, которых император Феофил отправил назад через Империю франков (см. ниже), где их прибытие датируют 839 г. Ряд современных исследователей не поддерживает датировку этих событий 830-ми годами и считает, что поход имел место при набегах руси в или даже 941 годах . Действительно, те же византийцы и франки спорили (см. Русский каганат) о происхождении этого народа и титуле его вождя, прежде чем основательно познакомились с русами уже в эпоху князя Олега и его преемников.

Другой источник о русах - русская редакция «Жития св. Стефана Сурожского », составленная в XV веке , возможно на основе не дошедшего до нас раннего византийского оригинала. В житие некий русский князь Бравлин совершает набег на Крым, но после чуда при гробе Стефана Сурожского крестится и отпускает всех пленных христиан. Если событие действительно имело место, то оно датируется рубежом VIII-IX веков.

В популярной литературе встречаются упоминания о набеге руси на греческий остров Эгину (недалеко от Афин) в 813 году . Данный факт происходит от ошибочного перевода имени арабского (берберского) пирата Maurousioi как «русский» в «Житии преподобной Афанасии Эгинской» .

Судя по словам Фотия, византийцы были осведомлены о существовании руси. В 867 году Фотий в послании восточным патриархам говорит о руси, упоминая и так называемое первое крещение Руси :

«… даже для многих многократно знаменитый и всех оставляющий позади в свирепости и кровопролитии, тот самый так называемый народ Рос - те, кто, поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись, подняли руки на саму Ромейскую державу! Но ныне, однако, и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан,… поставив в положение подданных и гостеприимцев вместо недавнего против нас грабежа и великого дерзновения. И при этом столь воспламенило их страстное стремление и рвение к вере … , что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием встречают христианские обряды.»

Фотий не называл имён русских предводителей, по версии летописца Нестора набег совершали варяги Аскольда и Дира . Как предполагают современные историки, эти же варяги и приняли христианство вскоре после успешного похода на Византию. Когда русь во главе с князем Игорем вновь осадила Константинополь в 941 году , византийцы уже идентифицировали воинственный народ. Продолжатель Феофана сообщает: «На десяти тысячах судов приплыли к Константинополю росы, коих именуют также дромитами, происходят же они из племени франков. » К франкам византийцы относили всех жителей северо-западной Европы. В описании набега на Константинополь 860 года тот же Продолжатель Феофана называл русов «скифским племенем, необузданным и жестоким » . В византийских сочинениях с X века название скифы или тавроскифы прочно утвердилось за русскими как некоторый эквивалент понятию - варвары с северных берегов Чёрного моря.

Наиболее подробные сведения о русах и устройстве их государства оставил в своём сочинении «Об управлении империей », написанном около 950 года , византийский император Константин Багрянородный .

«…Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступит ноябрь, их князья выходят со всеми россами из Киева и отправляются в полюдье, то есть круговой обход, а именно - в славянские земли древлян, дреговичей, кривичей, северян и остальных славян, платящих дань росам. Кормясь там в течение зимы, они в апреле, когда растает лёд на Днепре, возвращаются в Киев, собирают и оснащают свои корабли и отправляются в Византию.»

В июне росы с товарами и рабами сплавляются вниз по Днепру до Чёрного моря, причём названия днепровских порогов перечислены Константином на двух языках: «по-росски и по-славянски ». В устье Днепра, на острове, росы отдыхают перед выходом в море:

«На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие - кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай.»

Западно-европейские источники

Первое датируемое известие о руси содержится в Бертинских анналах и относится к 839 году , то есть к периоду более раннему, чем описан в древнерусских летописях.

В анналах сообщается о посольстве византийского императора Феофила к императору Людовику Благочестивому 18 мая 839 года . С византийским посольством были посланы некие люди, которым Феофил просил оказать содействие в возвращении на родину:

«Он также послал с ними тех самых, кто себя, то есть свой народ называли Рос, которых их король, прозванием каган, отправил ранее ради того, чтобы они объявили о дружбе к нему [Феофилу], прося посредством упомянутого письма, поскольку они могли [это] получить благосклонностью императора, возможность вернуться, а также помощь через всю его власть. Он [Феофил] не захотел, чтобы они возвращались теми [путями] и попали бы в сильную опасность, потому что пути, по которым они шли к нему в Константинополь, они проделывали среди варваров очень жестоких и страшных народов. Очень тщательно исследовав причину их прихода, император [Людовик] узнал, что они из народа свеонов [шведов], как считается, скорее разведчики, чем просители дружбы того королевства и нашего, он приказал удерживать их у себя до тех пор, пока смог бы это истинно открыть.»

Существование русов в 1-й половине IX века отмечает и другой синхронный источник - список племён «Баварского Географа» . В этом списке среди народов, которые не граничат с Франкской империей и находятся к востоку от неё, упоминаются Ruzzi. Рядом с племенем Ruzzi стоит племя Caziri, из чего историки идентифицируют пару русь-хазары. Согласно списку русь обитала восточнее пруссов и не относилась к жителям Скандинавского полуострова, которые перечислялись как находившиеся к северу от границ империи франков.

Арабо-персидские источники

«Прежде того они [русы] были здесь [в Абаскуне] при Хасане ибн-Зайде , когда русы прибыли в Абаскун и вели войну, а Хасан Зайд отправил войско и всех перебил.»

«Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл [Волга]. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда] не расстается. Мечи их плоские, бороздчатые, франкские. И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [чего-либо] и тому подобного…
Дирхемы русов [деньги] - серая белка без шерсти, хвоста, передних и задних лап и головы, [а также] соболи… Ими они совершают меновые сделки, и оттуда их нельзя вывезти, так что их отдают за товар, весов там не имеют, а только стандартные бруски металла…
И собирается [их] в одном доме [в торговом поселении] десять и двадцать, - меньше или больше. У каждого скамья, на которой он сидит, и с ним девушки-красавицы для купцов. И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. И иногда собирается группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет её, пока не удовлетворит своей потребности…
Один из обычаев царя русов тот, что вместе с ним в его очень высоком замке постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников… С каждым из них девушка, которая служит ему, моет ему голову и приготовляет ему то, что он ест и пьет, и другая девушка, [которой] он пользуется как наложницей в присутствии царя. Эти четыреста [мужей] сидят, а ночью спят у подножия его ложа…
В случае, если между двумя лицами возникнет ссора и спор, и их царь не в силах достигнуть примирения, он выносит решение, чтобы они сражались друг с другом мечами, и тот, кто окажется победителем, на стороне того и правда.»

Арабский географ персидского происхождения Ибн Русте составил в 930-х годах компиляцию сведений от разных авторов. Там же он поведал о русах:

«Что касается до Русии, то находится она на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они, занимает пространство трех дней пути: покрыт он лесами и болотами; нездоров и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясется по причине обилия в ней воды.
Они имеют царя, который зовется хакан-Рус. Они производят набеги на Славян, подъезжают к ним на кораблях, высадятся, забирают их в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там. Пашен они не имеют, а питаются лишь тем, что привозят из земли Славян.
Когда у кого из них родится сын, то он берет обнаженный меч, кладет его пред новорожденным и говорит: „не оставлю тебе в наследство никакого имущества, а будешь иметь только то, что приобретешь себе этим мечом “. Они не имеют ни недвижимого имущества, ни городов [или селений], ни пашен; единственный промысел их - торговля соболями, беличьими и другими мехами, которые и продают они желающим; плату же, получаемую деньгами, завязывают накрепко в пояса свои…
Есть у них знахари, из коих иные повелевают царю, как будто они начальники их [русов]. Случается, что приказывают они приносить жертву творцу их, что ни вздумается им: женщин, мужчин и лошадей, а уж когда приказывают знахари, не исполнить их приказание нельзя никоим образом. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему петлю на шею, навешает жертву на бревно и ждет, пока оно не задохнется, и говорит, что это жертва Богу…
Они мужественны и храбры. Когда нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его всего. Женщинами побежденных сами пользуются, а мужчин обращают в рабство. Они высокорослы, имеют хороший вид и смелость в нападениях; но смелости этой на коне не обнаруживают, а все свои набеги и походы совершают на кораблях. Шаравары носят они широкие: сто локтей материи идет на каждые. Надевая такие шаравары, собирают они их в сборки у колена, к которым затем и привязывают.»

«И русов три группы. (Первая) группа, ближайшая к Булгару, и царь их в городе, называемом Куйаба, и он больше Булгара. И группа самая высшая (главная) из них, называют её ас-Славийа, и царь их в городе Салау, (третья) группа их, называемая ал-Арсанийа, и царь их сидит в Арсе, городе их. […] Русы приезжают торговать в Хазар и Рум. Булгар Великий граничит с русами на севере. Они (русы) велики числом и уже издавна нападают на те части Рума, что граничат с ними, и налагают на них дань. […] Некоторые из Русов бреют бороду, некоторые же из них свивают её на подобие лошадиной гривы [заплетают в косички] и окрашивают ее желтой (или черной) краской.»

«Это обширная страна, и жители ее злонравны, непокорны, имеют надменный вид, задиристы и воинственны. Они воюют со всеми неверными, живущими вокруг них, и выходят победителями. Властитель их назывется Рус-каган […] Среди них проживает часть славян, которые прислуживают им […] Они носят шапки из шерсти с хвостами, спадающими сзади на их шеи […] Куйяба - это город русов, расположенный ближе всего к землям ислама. Это приятное место и место пребывания [их] властителя. Оно производит меха и ценные мечи. С.лаба - приятный город, из которого всегда, когда царит мир, выходят они для торговли в области Булгара. Уртаб - город, в котором убивают чужеземцев всегда, когда они посещают его. Он производит весьма ценные клинки и мечи, которые можно согнуть вдвое, но как только руку убирают, они возвращаются в прежнее положение.»

Хазарские источники

Источники, происходящие из ближайшего южного соседа Руси - Хазарского каганата также содержат современные сведения, отражающие непростые отношения двух стран.

«Роман [византийский император][злодей послал] также большие дары X-л-гу, царю Русии, и подстрекнул его на его (собственную) беду. И пришел он ночью к городу С-м-к-раю [Самкерц] и взял его воровским способом, потому что не было там начальника […] И стало это известно Бул-ш-ци, то есть досточтимому Песаху […] И оттуда он пошел войною на Х-л-га и воевал… месяцев, и Бог подчинил его Песаху. И нашел он… добычу, которую тот захватил из С-м-к-рая И говорит он: „Роман подбил меня на это“. И сказал ему Песах: „Если так, то иди на Романа и воюй с ним, как ты воевал со мной, и я отступлю от тебя. А иначе я здесь умру или (же) буду жить до тех пор, пока не отомщу за себя“. И пошел тот против воли и воевал против Кустантины [Константинополя] на море четыре месяца. И пали там богатыри его, потому что македоняне осилили [его] огнем. И бежал он, и постыдился вернуться в свою страну, а пошел морем в Персию, и пал там он и весь стан его.»

В этом же документе среди данников хазарского царя упоминаются славяне.

Археологические свидетельства

Археологические исследования подтверждают факт больших социально-экономических сдвигов в землях восточных славян и фиксируют в IX веке проникновение в их среду скандинавов (см. Русь). На севере (Новгородские земли) скандинавское влияние отмечается раньше и носит гораздо более заметный характер, чем на юге (Киев). В целом результаты археологических исследований не противоречат преданию «Повести временных лет» о призвании варягов в 862 году , однако трудности в точной датировке и этнической идентификации археологического материала не позволяют сделать определённые выводы о происхождении, географической локализации и исторической роли руси в образовании восточнославянского государства.

См. также

Примечания

Альтернативные образования